Кража по высшему разряду

– Давай зайдем куда-нибудь погреться, – предложила Изольда, когда ветер с Финского залива задул с новой силой, а дождь, ледяной и мерзкий даже для Питера, стал невыносимым. – Тут на Ваське есть одна недорогая кофейня…

Инна не сразу догадалась, что Васька на питерском сленге – Васильевский остров. Наконец поняла, улыбнулась и запоздало кивнула.

В небольшой комнатке стояли столики с пластиковым верхом и стулья на железных ножках – такие дешевенькие и потрепанные, словно и не было двадцати лет бурных рыночных реформ. В подобные питерские кафешки Инка и Галка, старшая Изольдина дочь, закатывались в конце восьмидесятых, чтобы обсудить без помех свои сердечные проблемы. Вот и нынче здесь можно было поболтать без свидетелей: кроме Инны с Изольдой и барменши, в кафе больше никого. В такую скверную погоду даже закаленные питерцы прячутся по домам. Что уж говорить о туристах, которые подобные демократичные заведения и вовсе игнорируют: бедновато, да и далеко от глянцевых имперских красот.

Инна заказала кофе для себя, зеленый чай для Изольды и по порции блинчиков с клубничным вареньем для каждой. Дамы ждали заказ, исподволь поглядывая друг на друга. Инна заметила: их общение за последние годы постепенно, неуловимо изменилось. Внезапно все поняла и порывисто метнулась к барной стойке – вроде бы по делу, а на самом деле для того, чтобы Изольда не раскусила ее догадку. Все было слишком просто. И слишком грустно. Теперь ей не надо было выпрямлять, как прежде, в присутствии Изольды спину, втягивать живот, пытаться улыбнуться так же, как она, поправлять похожим жестом волосы – словом, Инна больше не боялась, что их будут сравнивать. Прежняя Изольда, похожая на Катрин Денев, навсегда осталась в памяти. А нынче на Инну смотрела приятного вида старушка в маленьком темно-сером, типично ленинградском беретике и скромном плащевом пальтишке мышиного цвета. «Бабушка Ольга», – мелькнула в голове нелепая мысль, которую Инна тут же прогнала (бабушка Ольга, мать Изольды, уже лет двадцать спала вечным сном на одном из старых питерских кладбищ!), и, чтобы поскорее вернуться к реальности, Инна отхлебнула горячего кофе.

В полумраке младшая женщина опять исподволь взглянула на старшую… Мурашки побежали по ее спине. Магические силы, замешанные на тяжелом петербургском тумане, который не первое столетие дурманит голову здешним сочинителям, музыкантам и живописцам, внезапно пришли в движение… Облик собеседницы стал меняться на глазах. Словно Изольда отхлебнула не совковой бурды, гордо именуемой кофе, а какого-то магического напитка, способного, пусть ненадолго, вернуть молодость. Испила питерского «средства Макропулоса». Щеки порозовели, правильные черты лица проступили четче, а морщины, напротив, почти исчезли. «Пожалуй, у нынешней Катрин Денев из-за всех ее пластических операций уже не бывает такой улыбки», – подумала Инна. Ей почудилось, что знакомое с детства лицо Изольды вдруг приняло иное, чужое, незнакомое выражение. Как будто на нем отпечаталась очередная петербургская тайна, замешанная на этом трехсотлетнем тумане и болотной сырости. Рука Инны дрогнула, и по белоснежной скатерти растеклось большое коричневое пятно…

– Да что это мы все про меня, да про меня, – спохватилась Изольда. – Тебе, наверное, мои грустноватые эмигрантские байки малоинтересны. Ты ведь и сама поездила, повидала наших за границей. Там, на Западе, как ты догадываешься, все не так замечательно, особенно у эмигрантов, хотя здесь они, то есть мы, рассказываем совсем-совсем другое…