От истоков своих. Книга 1

В моём генеалогическом древе переплетены ветви двух сословий: крестьян и дворян. Мой папа представитель крестьянской ветви, а «корни» мамы идут из дворянской семьи.

«Народ, не знающий или забывший своё прошлое, не имеет будущего».

(Михаил Ломоносов)

Светлой памяти моих прадедушек и прабабушек,

дедушек и бабушек, и любимых моих родителей

посвящаю этот роман.

Глава 1

Наталья

Наталья, по привычке, поднялась до зари, зябко повела плечами, изба за ночь выстыла. Подняв голову к образам, едва видимым из-за скудного света лампадки, она трижды перекрестилась и скороговоркой прошептала утреннюю молитву. Наскоро накинула юбку, поверх неё панёву*, затянув гашник*. Торопливо застегнула на груди мелкие пуговки лёгкой кофты с оборкой на талии. Поверх панёвы она повязала передник, и, заправляя на ходу косы под повойник*, стала растапливать печь.

Привычно разгребла ещё тёплую с вечера золу, вздула уголёк, едва теплившийся в печи. Поднесла приготовленную лучину и тут же положила на огонь немного бересты. Пламя сразу же охватило её, заплясало яркими всполохами, освещая и внутренность печи, и лицо Натальи. Светлые блики побежали по стенам небольшой комнаты в избе. Здесь располагалась и сама печь и длинный стол из некрашеных, струганных досок, крепко сколоченный когда-то мужем для большой семьи. Наталья бросила ещё несколько мелких щепок в огонь и стала подкладывать в печь сухие берёзовые поленья. Огонь, приняв их в свои жаркие объятья, занялся пуще, облизывая поленца длинными жгучими языками, от чего они затрещали в печи. Она лишь малое время полюбовалась огнём, небольшими снопами искр, улетающими в трубу дымохода, и пошла умываться.

Наталья плеснула несколько пригоршней холодной воды себе в лицо. Обмакнув указательный палец в золу, старательно потёрла им зубы и хорошенько прополоскала рот. Затем растёрла лицо холщёвым рушником до яркого румянца. Глаза её заблестели, засияли синевой с золотистой искрой, отражающегося огня из печи. Прошла в горницу, услышала покашливание сидящего на кровати мужа. Заглянула на половину дочерей, ещё спящих на одной кровати, стоящей за цветастой занавесью.

– Зинка, Анька, подымайтеся! Заря ужо вона, а им бы токмо дрыхнуть, – ворчала она.

Дочери поднялись сразу, засуетились, одеваясь и прибирая длинные косы. Наталью побаивались все, не только в семье, но даже и в деревне, зная её властный, крутой нрав, унаследованный ею от отца. Была она не многословна, умна и строга, что совершенно не вязалось с её внешностью. Наталья слыла в селе красавицей. Среднего роста, статная, с правильными чертами лица, большими выразительными глазами, светлой бархатистой кожей, и пухлыми губами. Такая нежная и хрупкая с виду. Сейчас, когда ей уже минуло тридцать шесть, она ещё оставалась хороша собой. Её руки от тяжёлой крестьянской работы окончательно не огрубели, не постарела и не сморщилась кожа на груди и щеках, глаза не затуманились от бесконечных забот и дум.

– Зинаида, ко мне на дойку при́дешь. Анна, свиньям варить поставь, посте́лю прибери, да для птицы кормы готовь, – распоряжалась тем временем Наталья, – да, братьёв будитя. Поспешайтя, заря ужо у крыльца.

Ещё раз, поправив русые косы под повойником, Наталья взяла подойник, чистое полотенце, совсем чуть масла в плошке и заторопилась в хлев к коровам. Она вышла на крыльцо, как и всегда, оглядела, пока ещё тонущий в предрассветной серой мгле, двор. Вдохнула полной грудью свежий апрельский воздух, пьянящий запахом пробуждающейся земли. Только-только появлялась зелёным пухом молодая травка. Кое-где у плетня всё ещё лежал кромкой почерневший, не успевший окончательно стаять, снег.