Мутный

Дедушке, который ушел из моей жизни, но не из моего сердца

– боль?

– пустота.

Я любила зеленый чай. Любила настолько сильно, что не представляла ни один вечер без теплого стаканчика, верно сопровождавшего меня во время прогулок по дождливому Токио.

После многих лет жизни в российском детском доме этот город стал для меня настоящей сказкой. Япония – магия. В особенности для ребенка, в глазах которого застыли голубые стены с облупившейся штукатуркой, а в ушах – звуки стройки напротив. Отбросив шутки, могу честно предположить, что эта стройка началась задолго до моего рождения.

Попав в цивилизованный мир, полный эстетики, я поймала себя на мысли, что жизнь начинается именно сейчас, а все, что было «до», – лишь неудачная часть сценария.

Тогда я не догадывалась, что моя судьба по своей натуре была плохим сценаристом, уготовившим для меня роковой момент.

Тот самый, когда ты до дрожи боишься воды, но все равно готов идти на дно.

Когда сердце уходит в пятки на высоте двадцати метров, но ты поднимаешься на сто.

Когда ты наконец понимаешь смысл слова, произнесенного уличным японским музыкантом:

– Boketto![1]

Я возненавидела ночь. Мое любимое время суток стало главным кошмаром. Очень хотелось проснуться завтра другим человеком. Счастливым.

Boketto, Ева, Boketto.

Ева медленно открыла глаза. Вокруг – непроглядная темнота.

«Черт, кажется, я – это снова я».

Ева встала с кровати и подошла к окну. На часах было около полуночи. Уже неделю она просыпается в одно и то же время.

Япония – красивейшая страна. Даже неприметный с виду район, вроде того, где жила Ева, таил в себе особое очарование. Она всегда хотела переехать из серой и мрачной Москвы, а когда это случилось, Япония потеряла свои краски. Теперь ее мечта – исчезнуть из этого места. Забыть все, что разбило ее душу.

Каждый сантиметр этого дома напоминал ей о прекрасном молодом человеке, который стал для нее спасением.

Когда заснуть не получалось, Ева всегда выходила подышать свежим воздухом. Ее дом располагался неподалеку от залива Сагами. Звук бьющихся о скалы волн завораживал, но в голове снова и снова крутились надоедливые мысли:

«Я запуталась в своей же паутине. Совсем недавно даже подумала, что стоит вернуться в Москву. Но меня там ничего не ждет. И мне не хватает семьи. Как же сложно, когда нет мамы, с которой можно было бы поделиться своими переживаниями. Или папы, который мог бы защитить. Нет ни бабушки, ни дедушки. Никто не поддержит меня, никто не порадуется моим успехам. Пока для многих семья – это обыденность, я могу об этом только мечтать. Люди часто не понимают, насколько они счастливы. Постоянно жалуются на жизнь, а мне так хочется крикнуть им изо всех сил: "Эй, ребята, мое детство – это паршивый детдом с вечными унижениями, о чем вообще речь!" Но всем плевать, кто ты и как живешь, пора с этим смириться».

Каждый раз Ева вспоминала свое детство с содроганием. Дети в детских домах порой очень жестоки. Они несчастны, и вся их боль перерастает в ненависть к миру. Или же сосредотачивается в отношении к кому-то конкретному: в детдоме, в котором росла Ева, изгоями были она и мальчик по имени Андрей. Их часто загоняли в углы, избивали и заставляли делать до омерзения неприятные вещи. Издевательства продолжались долгие годы.