Снежные письма

Снежные письма.

День первый. 16 декабря.

12.00.

«Брюгге. Башня Бэлфорт. Рыночная площадь. Декабрь 20**.

Грустно.

Все чужое.

Пролила любимый лак.

Вадим – козел.»

Максим прочитал эти строки и, оглядевшись по сторонам, снова уставился на гладкий лист бумаги. Это был карандашный набросок главной достопримечательности Брюгге, схематичный и даже слегка небрежный, на обороте слова – простые, но вместе с тем невыносимо пронзительные и тоскливые. Короткий текст, написанный на родном языке, показался молодому человеку до странности близким и понятным, даже личным. Как будто в эти десять слов вместилось все то, что было у него на душе. Ну, пожалуй, кроме пролитого лака и неизвестного Вадима. Этот лист, вырванный явно в импульсивном порыве, был первым, что Максим увидел в маленьком ресторанчике на набережной, в нескольких шагах от Рыночной площади.

– Что будете заказывать? – рядом возник официант, мужчина средних лет с густыми усами, тронутыми сединой, и в бордовом переднике.

– Одно пиво, – сказал Максим официанту и, подумав, кивнул на лист бумаги. – Красивый рисунок.

– О, да, он красивый. Одна девушка уже три дня подряд приходит в одно и то же время. Пьет кофе, рисует, потом уходит. Очень пунктуальная.

– Девушка? – тихо повторил Максим, но ответа не получил: официант уже скрылся за барной стойкой.

Максим кивнул и повертел в руках лист с наброском. За окном начинал сыпать мелкий снег, устилая бельгийский городок льдистыми снежинками. Светло-серое небо нависло над Брюгге, угрожая раздавить город своей тяжестью. Но, казалось, никого не волновали пронизывающий ветер и колючий снег. Туристы, кутаясь в шарфы и втягивая головы в плечи, упорно семенили по мощеным улочкам вдоль каналов и башенок. Они втягивали носами тягучие ароматы шоколада, горячего вина и выпечки. С готовностью вбегали в сувенирные лавки: то ли чтобы согреться, то ли чтобы купить магнитик с изображением сказочных видов города. Зябкий, промозглый ветер и колючая поземка не мешали Брюгге утопать в праздничной, теплой атмосфере. По улицам плыла магия предстоящего Рождества. Каждое окно, каждая витрина – как отдельный мир, украшенный еловыми венками, шишками, лентами и игрушками. Праздник был повсюду – в каждой улыбке, в каждом дверном колокольчике, в сувенирных лавках с Санта-Клаусами, но… не в душе Максима. Кружащиеся в воздухе ароматы горячего шоколада и легендарных вафель, смех детей и рождественские песни не трогали его, несмотря на все призывы: отвлекись, ведь кругом столько волшебства и сказки!

Но отвлек Максима от размышлений официант, поставивший на столик заиндевевший бокал с пивом. Максим рассеянно кивнул и вновь посмотрел на улицу. Снег частил, ветер носил крупу по брусчатке. Молодой человек и сам не знал, почему выбрал именно этот город. Ему хотелось окунуться в атмосферу меланхолии, неспешности и чего-то одновременно волшебного. Хоть вчерашний путь из Брюсселя до Брюгге занял всего пару часов, Максим чувствовал себя измотанным и разбитым. И этим утром, выйдя из отеля и вдохнув свежий, морозный воздух, он наугад пошел по улице и вскоре оказался на набережной, где тихие каналы отражали ряды старинных домов, а свет зимнего утра мягко ложился на мостовые и фасады.

Уютных ресторанчиков в Брюгге много, но почему-то именно сюда он решил зайти, чтобы начать день. Максим посмотрел на бокал со светло-янтарным напитком. Пена сверху напоминала облака. Но не такие, как сейчас окружили город. Нет, скорее это были облака где-то в тропиках. Густые, белоснежные, пушистые. Но Максим выбрал Брюгге. Теперь уже и вовсе не понимая – зачем? Он сделал глоток пива. Непередаваемый горьковатый напиток скользнул по горлу, оставив едва различимое вишнево-ореховое послевкусие где-то на корне языка. Конечно, это было далеко не лучшее начало дня, но Максиму хотелось, чтобы его состояние полностью соответствовало той черной дыре внутри, которая росла внутри, вытесняя остатки света, будто чернила, растекшиеся по бумаге. Он прикрыл глаза, пытаясь впитать в себя удовольствие, но ничего не получилось. В этом вынужденном отпуске Максим видел только пытку, тягостную, невыносимую. Хотя сидеть в четырех стенах своей квартиры было бы еще большим мучением. Он не хотел никакой радости и восторгов. Хотелось рыдать, несмотря на пьянящую и загадочно-пленительную атмосферу скорого праздника. В Брюгге, похожем на сказочную зимнюю открытку, хотелось хандрить и тонуть в своих мрачных, безрадостных мыслях. И бродить, бродить, бродить… В голове стояла она. Маша. Его жена. Предательница и лгунья.