Сказка о поварёнке Люсьене

Когда-то давным-давно, а именно в позапрошлом веке в центре нашей достославной столицы на небольшой улочке рядом с Трубной площадью располагался один скромный и, в общем-то, заурядный кабачок управляемый старым немцем Гансом Крюгером.

Впрочем, некоторые краеведы и старожилы утверждают, что он ещё и сейчас там где-то прячется в хитросплетениях улочек и переулков. Однако речь ныне пойдёт не о современности, это мы оставим нашим потомком, а разговор теперь состоится о тех далёких годах, когда имя и слава того кабачка не сходила с уст всех местных гурманов и отъявленных чревоугодников тогдашнего общества.

Хоть и был тот кабачок обыкновенного вида и не отличался своим убранством от прочего множества подобных заведений, всё же своя индивидуальная изюминка в нём была. Недаром же его так обожали кутилы и жуиры всех мастей.

А виной этому являлось некое необыкновенно-изысканное блюдо, кое так замечательно приготавливал совсем ещё молодой, едва набравшийся опыта, однако несказанно талантливый поварёнок, не то французского, не то бельгийского происхождения. А звали сего юного отрока Люсьен, и обладал он незамысловатой нормандской фамилией Оливье.

Правда, откуда именно он взялся в наших краях, и как прибыл сюда, мало кто знал и предполагал. Для всех главным было, что он невероятно вкусно готовил. Хотя иные злые языки поговаривали, что родом он из зажиточной семьи кулинаров с юга Прованса. А бабка торговка с Сухаревки слёзно заверяла, что точно знает, кто он и как к нам попал.

– Да чтоб вы знали,… его старшие братья, хотели его касатика извести,… он им мешал родительское состояние делить! Однако бедолага прознал про их худые замыслы да с первым же заграничным обозом в Россию-то и сбежал. Здесь-то его достать, у них руки коротки… – вот такую байку измыслила старая торговка.

Но как бы там ни было, малыш Люсьен, попав в первопрестольную, поначалу долго мыкался по углам и искал себе применение. Это уже намного позже немец Ганс заприметил его огольца у себя на заднем дворе. Пожалел, да взял на время овощи с фруктами чистить. Вот тут-то и проявился поварской талант Люсьена, как-никак выходец из рода кулинаров.

Для первого раза приготовил он Гансу забористую похлёбку из простой крапивы, сушёных грибов да свекольной ботвы. Правда, он её ещё слегка приправил каким-то своим, лично им выдуманным пряным соусом.

Ганс попробовал его варево, и вот тут-то всё сразу началось, завертелось, понеслось. Похлёбка оказалась настолько вкусна, что Ганс немедля упросил Люсьена встать у плиты и готовить теперь уже всем гостям кабачка.

– Ну, братец ты и горазд,… я такого кушанья отродясь не пробовал!… да у тебя большое будущее в этом деле!… быть тебе кулинаром всея Руси!… – весело прихлопнув Люсьена по плечу, похвалил его Ганс и предоставил ему полную свободу действий.

С первых же блюд вся смелая кулинарная фантазия Люсьена выплеснулась наружу. Чего он только не изобретал своим пытливым умом. И рябчиков запеченных в дыне с омарами делала, и осетрину с севрюжкой, копчёную в апельсиновом соусе подавал. И даже арбузы с хренком солил да как закуску к запотевшей сорокоградусной рекомендовал.

А что он с телятиной да лосятиной вытворял, так это все гурманы только диву давались, чуть языки себе не пообедали. И в вине-то сладко-кислом из Бордо мариновал, и в бланманже-то с сахарином обваливал. А затем на вертеле коптил, томил, и обжаривал. Да так всё искусно, что гости потом, чуть ли не с руками отрывали, да изрядной добавки требовали. А уж, какие соуса готовил, так такие в самом Париже до сих пор делать не научились.