Доживём до весны

Над уставшим морем растекается осенний туман. Вода кажется серой, с волнами, бегущими вперед – к задумчивому берегу, – и частыми всполохами белой пены. Размеренный плеск внушает спокойствие, убаюкивает молчаливых чаек и потерянные сердца. Раннее утро: на пляже так тихо, безмятежно в душе, на холодном песке, под сизым небом и рядом с величественной загадкой – морским простором, что шепчет: «Останься…»

И она остаётся несмотря на то, что замерзает. Закрыв глаза, вцепившись продрогшими пальцами в плед, чувствуя ветер в волосах, на губах. Солнце не светит над головой. Скрылось оно далеко, унося последнее тепло перед долгой зимой. И марево не прогонит, оставив всё, как есть. Непроглядная дымка тумана, гул от волн, песнь миллиардов песчинок. Оставит её в покое и почти истинной тишине, в одиночестве на пустынном берегу…

– Красиво, не правда ли?

Ломаный французский прерывает всё, что можно. Мысли, тусклые идеи для рассказов, любование бесстрастной водой, отголоски вины и сожаления перед родной сестрой. И тут этот голос, странный акцент. Непривычный, как сказал бы преподаватель по искусству слов: «Чуждый нашим долинам, замкам и руинам». Но она ценит не столь красноречие и правильность акцентов, а молчание.

Лучше тишина. Однако тот, кто тревожит её, не ценит прекрасного хрупкого мига.

Девушке приходится открыть глаза, касаясь по привычке лежащего рядом шокера. Пару раз моргает в попытке сконцентрировать взгляд на том, кто пришел на этот пляж и стоит неподалеку от нее. Парень. На вид лет двадцати, может, чуть старше. Высокий, худой, какой-то болезненный. Вероятно, безоружный.

Незнакомец смотрит забвенно на море. У самого края стоит, кажется, вот-вот волна снесет его. Или утопит. Или заберёт с собой, в пучину беспокойного моря, глубоко, где не будет никаких бренных забот. Не смотрит на девушку, за что она крайне ему благодарна. Ни к чему косые взгляды, неясные тревоги.

– Да, великолепное зрелище. Правда, жаль, что не видно островов. А то так хотелось… – она вздыхает, немного солгав. Древние скалы ей не нужны, ей хочется лишь одного – убежать в этот умиротворенный город – далеко – и до конца ноября, пускай сегодня его лишь начало – надолго. Но незнакомцу знать об этом необязательно. Поэтому бесстрастно лгать ей можно. Как и фальшиво, натянуто улыбаться.

– Не страшно, – отвечает ей парень, подходя ближе. – Совсем скоро туман развеется, и ты сможешь узреть не только природные достопримечательности. Когда нет этой дымки, – он обводит рукой горизонт, – на рассвете можно увидеть корабль-призрак. Примерно в те же часы русалки поют.

Его губ касается улыбка, будто бы рассказывать нелепые легенды для него честь:

– После этого на берегу можно найти «русалочьи слезы». Но это далеко не все, что связано с ундинами и сиренами! Рыбаки поговаривают, что прекрасные морские создания живут на тех далеких островах… И каждый там умирает по-своему. Утопленники становятся золотыми проклятыми монетами, тех, кто погиб насильственной смертью превращаются в жемчуг. Если же свою смерть находит кто-то невероятно сильный из подводного мира, то начинается шторм. Разрушительный, неукротимый. Неподвластный законам природы… А потом – полный штиль. Неделями, месяцами… Остальные же обитатели растворяются в пене волн, в муссонных ветрах…