Стазис

…Пока Стивен был в душе, Кейт сидела на постели и смотрела на электронные часы на прикроватной тумбочке. Ей не нравилось то, что она видела. Таймер дошел до значения 00.01 и теперь мерцал, не меняясь. Она посмотрела на настенные часы и обнаружила, что прошло уже полтора часа с тех пор, как цифры таймера замерли. Она закрыла глаза и запустила диагностику. Ядро присылало незнакомые значения. Она углубилась, чтобы выяснить источник.

– Кэтти, я все… Пойдешь? – раздался голос Стива за ее спиной.

Она обернулась. Он стоял в двери ванной и вытирал полотенцем волосы. Она соскочила с кровати и в слезах бросилась ему на шею.

– Я так не хочу, чтобы ты уходил! – прошептала она, прижимаясь щекой к его влажной и теплой груди.

Озадаченный, Стив аккуратно обнял ее.

– Эй, эй, что ты, милая… Все в порядке. Я не уйду.

* * *

Это был не самый лучший день в жизни старшего технического эксперта в области ИИ-продуктов Комиссии по ценным бумагам Ильи Демидова. Началось все с того, что он открыл глаза и понял, что все вокруг плывет, – чип зрительного импланта, который «Неокорп» заменил ему на днях в рамках глобальной отзывной кампании, все еще не откалибровался. На прикроватной тумбочке Илья нащупал кусок картона, который ему выдали в клинике, и поднес его к глазам.

Через несколько секунд зрение нормализовалось, и он увидел изображение на картине – репродукцию четвертой версии «Подсолнухов» Ван Гога. Подсолнухи всегда представлялись Демидову высокими, стремящимися к свету, многочисленными, радостными, жизнеутверждающими. В его воображении всплывали желто-зеленые поля, которые он видел из окна машины в детстве, еще до войны, когда с родителями мчал в отпуск на юг. Однако вангоговские были иными. Бледно-желтая стена, грязно-желтое основание, на котором стоит ваза с растрепанным вялым букетом, напоминающим скорее пучок глазастых щупалец инопланетян из бульварной фантастики шестидесятых годов двадцатого века, чем растения.

Илья знал, что, помимо подсолнухов в вазе, на картинке было примерно полторы тысячи точек, выстроенных в особом, кодированном, порядке. Эти точки, вместе с палитрой картины, помогали чипу сориентироваться и начать правильно транслировать картинку на зрительный нерв Ильи. В «Неокорпе» сказали, что окончательная калибровка произойдет примерно через неделю, и посоветовали держать картинку при себе.

«Вот тебе и совершенная аугментация», – разочарованно констатировал Демидов, вспоминая рекламный проспект «Неокорпа» и раздражаясь необходимостью таскать с собой картинку и регулярно пялиться на нее еще целых пять дней. Затем он проверил заряд кардиостимулятора – тот был в норме.

От калибровки разболелась голова. Не в силах больше смотреть на подсолнухи, он с раздражением отложил картинку. «Интересно, почему подсолнухи? – задался он вопросом, закрыв глаза в надежде унять боль. Он, кажется, читал в какой-то научной статье об этом. Что-то в этой картине было особенно подходящим для калибровки чипа. Историю самой картины он помнил еще с университетских времен. Это был один из четырех вариантов, написанных художником в Арле, летом 1888 года, чуть меньше чем за два года до смерти и примерно за полтора года до того, как он поссорился со своим лучшим другом Полем Гогеном, чуть не убил его с помощью бритвы, а потом, возможно той же самой бритвой, отрезал себе то ли мочку, то ли ухо целиком.