Взгляд из-за прицела. Ира в сердце войны

Медленно, но, верно, я выздоравливала. Первые дни после пробуждения в госпитале прошли как во сне, или, правильнее и честнее будет сказать, что во сне они как раз и прошли, так как просыпалась я только для того, чтобы поесть, а также для процедур. Но потом дело пошло на поправку. Головная боль, вызванная ударом камня по голове, прошла, все мелкие царапины и ссадины затянулись, синяки также стали сходить на нет. Из проблем оставалась только левая рука, но на нее еще в первые дни наложили гипс, главный врач, по словам Тимура, давал хорошие прогнозы. Это придавало сил и, наверное, где-то через неделю, стала чувствовать себя по-настоящему здоровой.

Моими основными источниками новостей были Тимур и Дима. Йося старался заходить так часто, как мог, правда времени у него было не так много, как хотелось бы. Парня повысили в звании – из старшего сержанта Давыдов стал старшиной, в подчинении у него снова был взвод, что накладывало определенные обязанности. Я все понимала, но каждый раз искренне радовалась, когда ему удавалось приходить ко мне. Йося давно перестал быть для меня просто другом.

Тимур, который, в отличие от Димы, был военфельдшером, а значит работал в госпитале, где я и находилась, заходил гораздо чаще. Он честно выполнял все свои должностные обязанности, но довольно часто приходил уже после отбоя для того, чтобы поговорить. Тимур вообще очень любил говорить, а учитывая его начитанность, беседы были очень приятными, хотя иногда от его потока мыслей наступала усталость.

А однажды, между нами, с Тимуром произошло то, что невольно сблизило нас сильнее. Случилось это на шестой день моего пребывания в госпитале. Из-за воздушной тревоги нам довольно сильно задержали обед, поэтому в палату из столовой я возвращалась позже обычного. Госпиталь занимал одну из школ города, и моя палата находилась в небольшом помещении, которое раньше было каптеркой. Место было мало, зато я была одна. Хотя в полку или, вернее, в том, что от него осталось, я была и не единственной девушкой, но нас все равно было немного. И такому уединению была благодарна.

           Зашла в свою палату, аккуратно затворив дверь, и застыла, как громом пораженная. Около моей кровати на коврике, которого раньше здесь не было, сидел Тимур. И говорил на незнакомом мне языке. Речь текла очень мелодично. Закончив фразу, он отвесил земной поклон, выпрямился, но подниматься на ноги не встал. Парень был так увлечен… молитвой, – вспомнила я правильное слово, – что даже не заметил, как я вошла. А я… я не знала, как реагировать.

           Наконец Тимур закончил молиться, поднялся со своего коврика и, наконец, заметил меня. На какую-то долю секунды на его лице возник страх, – будто тень пробежала – но исчез он также быстро, как и появился.

– Ты…, – фельдшер запнулся. – Ты давно здесь?

– Недавно, – ответила я, все еще не до конца понимая, что делать с новым знанием. – Не знала, что врачи бывают верующими.

– Я татарин, – чуть грустно улыбнулся Измайлов. – Мусульманин то есть. В Аллаха и пророка его Мухаммеда верую. Только… только ты никому не говори, ладно?

– Не скажу, – пообещала я. И слово свое сдержала. Конечно, мне казалось, что Йося тоже знает о вере Тимура, но даже при нем я ни разу не упомянула об этом происшествии.