Чернила под кожей

Перевод с английского П. Н. Белитовой

NEEDLEWORK: Copyright © Deirdre Sullivan 2016 This edition published by arrangement with Darley Anderson Children's Book Agency and The Van Lear Agency LLC

© Белитова П. EL, перевод на русский язык, 2021

© Савина А. Д., иллюстрации, 2021

© Издание на русском языке, оформление. ООО Группа Компаний «РИПОЛ классик», 2022

Так много в моей жизни людей, которым я благодарна. Спасибо тем, кто помогал мне в этом путешествии.

Дирмвиду О'Брайену за то, что был рядом с моим сердцем, – ярко-синяя роза ветров.

Моей маме Мэри, моему папе Тиму, моему братишке Тайгу – сердца и якоря; родные места берегут меня.

Гронье Клир и Шивон Паркинсол – высокому и гордому кораблю с женщинами-капитанами.

Филиппе Милнес-Смит – гарпун, сверкающий в облаках, в середине плавания.

Дэйву Раддену, Саре Гриффин и Грэхему Тагвеллу – нежные ласточки выводят меня к морю.

Киаре Бэнкс и Сюзанн Кивени, музы на моих плечах, – удача и любовь.

Клэр Хенесси, Таре Флинн, Луиз О'Нейлл, Анне Кэри, Шинэ Вилкинсон, Саре Кроссан и Камилле

Де Анжелис – русалки на камнях, что воодушевляют песней.

Стивену Мак-Карти – рука, что направляет чернила.

Моим ученикам, которые мне помогли понять наш сложный мир – кусочек пазла, дождь из ярких звезд.

Всем тем, кто пережил беду, спокойных вод да выбраться из шторма, не сдавайтесь.

Черновик этой книги был написан за месяц для NaNoWriMo[1]. Спасибо Office of Letters and Light[2] – выручающий маяк.

Сначала нужно подготовить кожу. Не комнату, не инструменты. Саму кожу, переключатель, чтоб открыть сознание. Как смягчают мясо, но наоборот. ПОДГОТОВИТЬ СЕБЯ К БОЛИ, ЧТОБЫ, КОГДА ОНА ПРИДЕТ, ПОНЯТЬ, ЧТО ОНА ГОРАЗДО МЕНЬШЕ, ЧЕМ ТЫ ПРЕДСТАВЛЯЛА. Иглы – всегда я ими восхищалась. Они добрее и яростней ножей. Веретено, пронзающее пальцы и волокна.

Понедельники – это понедельники. Яичница – это яичница. Хлеб – это хлеб. Протухшая яичница летит в ведро. На завтрак остается только хлеб.

Она еще в кровати, глаза покрылись коркой. Она не умывается, если нет гостей. Сон застревает на ее ресницах, ярко-зеленый или желтоватый гной. Мне хочется его смахнуть, но даже после стольких дней она дергается, если ее тронуть.

Она терпеть не может, когда к ней прикасаются внезапно, моя родная мама. Я спрашиваю, будет ли она вставать. Она ворчит, хотя прекрасно понимает, что говорю я о сегодня, а не о сейчас. Она лежит лицом в подушку, и я не знаю, зачем вообще спросила. Не знаю, зачем я выпускаю голос изо рта. Нет смысла говорить. Нелепая пичужка, хлопающая крыльями. Беспомощная кроха. Я знала, что она не встанет.

Она работает по выходным. Я тоже, но у одной из нас еще есть школа. И той из нас, что ходит в школу, приходится идти на остановку, шлепая по лужам тупыми кроссовками из ткани. Тупые ступни, что носят обувь. Тупые ноги, что вырастили ступни. Тупой торс и плечи и так далее. Весь мой рост, от пальцев ног до головы.

И так до самой остановки – она тупая, как все остальное. Может ли неодушевленное быть таким тупым? Безжизненность какая-то другая. Моя обувь не будет контрольную писать. И остановка тоже. И автобус, когда он все-таки придет, шлепая по медным лужам, как оптимистичный бобр в поисках местечка под плотину. Есть что-то плоскохвостое и зубастое в этом автобусе, который пахнет сигаретным дымом. Как дедушкина куртка или ногти у парочки людей из школы.