Дочь Востока, душа Запада

Горы, окружавшие замок, простирались далеко за горизонт, их вершины терялись в тумане, словно остатки древней легенды, о которой уже никто не помнил. Вечерний свет ложился на них мягким золотом, растекаясь по скалам, скользя по темным еловым зарослям, оседая на водной глади узкой речки, что извивалась в долине, подобно серебристой змее.

Воздух здесь всегда был другим – прозрачным, хрустящим, полным запахов смолы, горьких трав, прохладной земли. Он врывался в комнату через приоткрытое окно, и лёгкий ветер шевелил тонкие занавески, заставляя их колыхаться, будто белые паруса в бесконечном море.

Ферида сидела за массивным письменным столом, вырезанным из темного ореха. Пальцы её легко сжимали перо – чёрное, лебединое, тяжелое, словно отягощенное не только чернилами, но и мыслями, которые она пыталась запечатлеть на бумаге. Лист, перед ней, уже был испещрен тонкими, аккуратными строчками, но ей всё казалось, что этого мало.

Она хотела написать что-то настоящее, что-то, что отразило бы её сердце, её тоску, её невидимую борьбу с миром, который казался таким прекрасным снаружи и таким холодным изнутри.

Сквозь стену доносилась музыка: «Doğarken ağladı, insan… bu son olsun, bu son…»

Голос певца был глубоким, теплым, полным невысказанной боли, словно он знал нечто такое, что неведомо всем остальным.

Ферида откинулась на спинку стула, закрыла глаза. Музыка заполнила её.

Она вспомнила себя маленькой девочкой, бегущей босиком по мраморному полу, ее отражение скользило по глянцевой поверхности, а за спиной раздавался строгий голос бабушки:

– Девочка из нашего рода не должна бегать, как деревенская девчонка!

Тогда она ещё не понимала, что значит «из нашего рода».

Позже она поняла.

Значит – быть безупречной.

Значит – ходить медленно, говорить сдержанно, улыбаться ровно настолько, насколько нужно, чтобы не вызвать пересудов.

Значит – следить за каждым своим жестом, каждым взглядом, каждым словом.

Значит – быть красивой, но не слишком доступной.

Значит – быть умной, но не умнее мужчин.

Значит – быть правильной.

Ферида сжала пальцы. Чернильница на столе слегка качнулась.

Она не хотела быть правильной. Она хотела быть собой.

Но кто она?

Её мир состоял из мрамора и шелка, из сводов потолков, высоких зеркал, тяжёлых канделябров, из запахов лаванды и жасмина, из ровных голосов слуг, из долгих ужинов при свечах, где звучала французская и итальянская речь, из томов книг на турецком, арабском, греческом, английском…

Она знала столько, но не знала самого главного.

Кто она без всего этого?

Ферида открыла глаза и взяла перо. Чернила блеснули в свете лампы. Она начала писать.

«Я знаю, что значит быть запертой в золотой клетке.

Я знаю, каково это – видеть мир через ажурные решётки окон,

Слушать голоса, которые не принадлежат мне.

Я знаю, как больно осознавать,

Что даже ветер здесь чужой.»

Она остановилась.

За окном небо темнело, солнце скрывалось за горами, оставляя после себя лишь нежный персиковый след. Где-то внизу, далеко на дороге, мелькнул силуэт. Всадник.

Ферида невольно подалась вперёд.

Кто мог приехать в этот час? Отец? Нет, он должен был вернуться только весной. Гости? У бабушки не было привычки принимать неожиданных гостей.

Всадник двигался медленно, но уверенно, тёмный силуэт выделялся на фоне вечернего пейзажа, и сердце её на миг дрогнуло.