Иногда Алина просто ненавидит свою тягу к вещам, как-либо изменяющим сознание. Конечно, она могла бы ненавидеть её по весьма рациональным причинам: убитая печень, разрушающийся мозг и страдающая слизистая носа, умоляющая о каплях – всё, чем пугают убеждённые ЗОЖники и блюстители порядка, стараясь наставить неокрепшие умы на путь истинный, прекрасно понимая, что никому это не упало. Но всё намного прозаичнее и проще, как и всегда.
Голова упорно пытается наказать её за всё, что случилось прошлой ночью. Давит на мозги свинцом, двоит вещи перед глазами, делает всё отвратительно серым и тухлым, несмотря на то, что где-то за окном уже прорезаются огни вечернего города. Само собой, глупо было даже предполагать, что она сможет проснуться раньше. Тело стягивает её на пол ватой, отказывается приходить в чувства. Алина даёт несильную пощечину сама себе, чтобы почувствовать наконец хоть что-то, кроме монотонной тошноты. Знает, что её не вырвет. Знает, что организм просто будет издеваться над ней в ближайшие пару часов.
На полу у кровати гудит телефон. На экране высвечивается напоминание, галдящее по комнате звоном будильника, и Алине приходится прищуриться, чтобы рассмотреть тощие буквы. Что-то о встрече плюс непонятный адрес. Мозги неприятно ворочаются в сжавшейся черепной коробке и раздражают её изнутри. Она почти выдавливает глаза, пытаясь снять с них напряжение, и наощупь смахивает уведомление. Безбожный писк сменяется блаженной тишиной. Ей не страшно, не удивительно, не волнительно. Ей, в общем-то, никак. Не помнить о том, что происходило прошлой ночью – это настолько нормальное состояние, что возникло бы больше вопросов, случись оно наоборот. По ощущениям проходит вечность. Алина открывает глаза и снова смотрит в экран телефона. Буквы кое-как сбиваются в цельное предложение. Что-то о спортзале. О чём? Девушка с недоумением перепроверяет текст. Из неё рвутся истерические смешки – она ведь не могла договориться о том, чтобы пойти туда с кем-то. Точно не могла, она бы на кладбище оказалась скорее, чем в этом… Даже слов подходящих нет.
– Чёрт-чёрт-чёрт…, – Алина всё трёт и трёт лицо, не прекращая шипеть себе под нос, но комната упорно не меняется, а она не просыпается во второй раз. Это отстой. Всё это.
Идёт мелкий дождь. Алине всегда зябко, но она никогда не одевается достаточно тепло, потому что это слишком долго, слишком нудно, и потому, что она просто не умеет выбирать теплые вещи, даже если их пихают ей в лицо. Ветер задувает куда-то за воротник, и она проклинает момент, когда решила, что всё-таки проверит, что всё это значит. В голове что-то смутно отсвечивает чужими словами о деньгах, и это единственное, что продолжает подгонять её подальше от квартиры, из которой она едва ли хотела показываться. Сегодня так точно. Собственные прихоти стали иногда оказываться дорогим удовольствием, стоило ей с гордо поднятой головой уйти от бывшего. Он был щедр, когда дело касалось употребления, но, увы, имел ещё пару романов за спиной у Алины и привычку пропадать тогда, когда дело касалось чего угодно, кроме развлчений. Первичная эйфория от расставания покинула её пару недель назад, а трезвеющее сознание совершенно не было в восторге от идеи независимой жизни, где всё как у людей. Возможно, если появится достаточная сумма, она даже сможет уехать отсюда – неясно лишь куда. Главное – сменить душащую обстановку. Сбежать ещё разок. В этот раз точно успешно. Мысли налетают на неё бьющимися о стекло мотыльками, пока она сама едва не становится похожа на одного из них, когда практически вписывается в металлическую дверь. Зрелище сомнительное, но подвисающие карты на экране полу-разряженного мобильного говорят о том, что место верное.
