Муза. Волшебная возлюбленная

МУЗА

Пролог

– Месье Лавуазье, к вам мадам Жено, – послышалось из-за приоткрытой двери, и не успел Жак ответить, как в кабинет вплыла златокудрая миниатюрная Мишель – его возлюбленная, его вдохновительница, его Муза. Золотистый шифон облаком окутывал ее фигуру, водопадом воланов спадая до изящных лодыжек, крупный янтарь и жемчуг сияли на шее и руках, а туфли были на таких высоких шпильках, что казалось удивительным, как Мишель вообще передвигается. Мадам Жено – икона стиля, лицо с обложки, изысканная и очаровательная светская львица.

Жак усмехнулся – цинично, жестко. Она – его женщина. А он всегда знал, что ему будет принадлежать все самое лучшее. И вот теперь его песни звучат на всех радиостанциях, он выступает на лучших концертных площадках мира – Arena di Verona, Carnegi hall, Wigmore hall… И ему принадлежит самая роскошная красавица Франции.

– Ланнан, детка, – он всегда называл ее настоящим именем, гордясь, что мало кто имеет на это право, – мы сделали это! Мой последний диск взорвет этот мир.

– Он его уже взорвал, – улыбнулась она, усаживаясь к нему на колени. Тонкая бретелька соскользнула с плеча. Ланнан провела прохладными пальцами по впалой щеке Жака, слегка царапнув кожу острым ноготком, покрытым бронзовым лаком. – Ты исхудал, дорогой. Это все проклятая диета – хватит питаться брокколи и рыбой, тебе нужны силы.

Жак с наслаждением зарылся лицом в шелковистые волосы Ланнан. Руки расслабленно скользнули по ее обнаженным плечам, и музыкант почувствовал, что не может сдерживать страстное желание распять свою Музу прямо на своем рабочем столе.

– Поехали к тебе, милый, – Ланнан порывисто встала, высвобождаясь из его объятий. – Кстати, ты помнишь, что я когда-то говорила тебе? За эту музыку, за славу и за визг поклонниц тебе придется заплатить…

– Я помню, – беззаботно отозвался он. – Я всегда плачу по счетам.

*  *  *

В золотисто-фисташковую спальню, заставленную мебелью в стиле Людовика XIV, влетел взъерошенный русоволосый мужчина с обрывком газеты в руках. Его бледное лицо пошло багровыми пятнами, он застыл посреди комнаты, в бессильной злобе сжав кулаки. Ланнан, накладывающая грим на свое прелестное личико, увидела нежданного гостя в отражении трюмо и скептически спросила:

– Что привело ко мне великого Магистра Благого Двора?

– «Скандально известный музыкант Жак Лавуазье был найден сегодня утром в своей спальне мертвым. Обескровленный труп певца нашла горничная. Комната без следов взлома…», – начал тот зачитывать статью из потрепанной бульварной газетенки. Затем отшвырнул ее прочь, и с яростью воскликнул: – Ланнан! Опять твои штучки! Ты же знаешь, что Договором между Дворами запрещено поглощать смертных! Ты хоть понимаешь, чем это чревато?

– Эшли, дорогой, не кричи, – поморщилась Ланнан, медленно вставая с кресла. На лице ее отразилось вполне искреннее раскаяние. – Это была случайность.

– Случайность? Ты выпила этого человека!

– Я перестаралась, – безразлично пожала плечами Муза, и хищная улыбка зазмеилась на ее ярких карминных губах. – Он был слишком влюблен в меня, и в его крови из-за этих чувств был такой будоражащий хмель! О, Эшли, знал бы ты, как вкусен был этот музыкант! Когда я поняла, что иссушила его, было уже поздно.

– Ты понимаешь, что если дело не удастся замять…