На исходе августа - Дина Рубина

На исходе августа

Страниц

10

Год

2007

«Однако, очевидно, это присуще человеческому организму, во всяком случае, моему организму: вернувшись к своим укромным пустынным просторам, сменив высокие каблуки на удобные сандалии и деловые пиджаки на свободные балахоны, воплотившись в окружающей меня холмистой природе, немедленно вмешалась непредсказуемая и полная сил болезненная реакция – внезапно и в полной мере…»

Но, несмотря на неожиданное возникновение болезни, я ощутила, что возвращение в свою землю и естественную среду делает меня более сильной и свободной. Холмы, пустыни и дуновения ветра придают мне энергию и вдохновение. И хотя мое тело может быть ранимо, все же это мое личное пространство, мое уютное убежище, где я нахожу удовольствие и восстанавливаю свои силы. Такова сила природы, она способна заменить все негативные эмоции положительными и подарить внутренний покой.

И вот, пребывая здесь, я осознаю, что необычная природная красота и тишина этого места оказывают влияние даже на самые глубокие уголки моего существа. Раскинувшись на холме, я ощущаю, как напряжение медленно расслабляется и заменяется величием и спокойствием окружающей меня природы.

И хотя мое возвращение к этой свободе вызывает болезненный отклик от моего организма, я уверена, что это временное явление. В этой священной обители, где я изолирована от суеты и повседневных забот, я заживу и восстановлю свои силы. Моя свобода и гармония с природой являются ценностями, которые я не могу найти ни в одном другом месте.

Читать бесплатно онлайн На исходе августа - Дина Рубина

Но, видно, так уж устроен человеческий организм, во всяком случае, мой организм: вернувшись к своим пустынным ветрам, сменив каблуки на сандалии и пиджаки на просторные балахоны, раскинувшись наконец на своей холмистой свободе, я немедленно жестоко заболела – внезапно и вся.

Меня покинули силы, просто до смешного: я валялась на диване с утра до ночи, покрываясь холодной испариной всякий раз, когда мне надо было подняться и доползти до ванной. Невропатолог поставил мне странный диагноз, в который при других обстоятельствах я ни за что не поверила бы. Звучал он элегично: синдром хронической усталости. Другой, ортопед, сказал, что позвоночник мой в бедственном состоянии, так что он и не удивится, если в самом скором времени я вовсе обездвижу. Кардиолог навесил на меня суточные вериги: ребристый тяжелый прибор, фиксирующий малейшие изменения работы сердца, и последовавший за этим послушанием диагноз потряс меня своей образностью: нервное сердце.

И, наконец, специалист-маммограф продемонстрировал снимок моих собственных, таких привычных грудей, которые, словно глубоководные раковины, коварно копили в себе жемчужные россыпи.

Провалявшись дохлой рыбой несколько тягостных недель, я решила потащиться в Тель-Авив к своему гомеопату – старой и мудрой женщине, издавна, как голубя, подкармливающей меня белыми сладкими шариками.

Она лечила меня от самых разных болезней, а вернее, от разнообразных ощущений, которые всегда сводились к одному: разгулявшимся нервишкам. Она ссыпала в меня пригоршни белых шариков, встряхивала меня, вздергивала, иронически поглядывая поверх очков…

Словом, в один из дней, преодолевая сердцебиение, слабость и дурноту, я повлеклась в Тель-Авив.

… И пока сидела на вытертой кушетке в знакомой притемненной ставнями комнате, устремляя лицо к приветливо кивающему вентилятору, пока мой старый доктор Тала, похмыкивая, смотрела снимки и результаты анализов, я постепенно и ощутимо не то что приходила в себя, но поверила, что приду.

Наконец мне было объяснено, что все – вздор, все – разгулявшиеся нервишки. Попить вот это и поклевать вот это… А главное – поезжайте-ка дней на пять куда-нибудь в Хоф-Дор, и босиком, босиком – по горячему песку, по кромке воды…

– Да что вы, в конце концов! – сказала она. – Ведь в ваших руках главное лекарство, недоступное другим: сядьте и выпишите всю горечь и соль, и отраву этих трех лет. Мне ли вас учить!

Тут же она позвонила в старую гомеопатическую аптеку Альтмана, что на углу Алленби и Кинг Джордж, минут пять говорила с каким-то Габи, втолковывая тому дозы и разведение, и велела мне прямиком ехать туда, забрать все эти капли, сладкие пастилки и, конечно же, столь любимые мною белые крошки, чтобы клевать их по утрам на голодный желудок.

Я расцеловала ее на прощание, вызвала такси и уже минут через десять закупала волшебные снадобья. У всех у них, кстати, были имена сказочных принцесс – Мелисса… Анджелика… Стафисагрия…

Габи оказался лучезарным инвалидом. У него был великолепный профиль справа: римское сочетание горделивого носа с крутым подбородком. Слева же – убогий, робкий, сплющенный, как у рыбы камбалы, будто искаженный ужасом. Словно затеяв лепить это прекрасное лицо и неудачным движением божественного пальца запоров какую-то деталь, природа в сердцах смяла образец, как сминают податливый ком сырой глины.