Сахаров. «Кефир надо греть». История любви, рассказанная Еленой Боннэр Юрию Росту

Жанр: Публицистика / Документальная литература

Автор

Страниц

85

Год

—

Книга, посвященная жизни и любви двух замечательных личностей, является результатом глубоких и искренних разговоров между Еленой Боннэр и Юрием Ростой. На протяжении целого месяца, день за днем, Елена Георгиевна делится своими воспоминаниями о девятнадцати совместных годах с Андреем Сахаровым, выдающимся ученым и диссидентом. Их знакомство в 1970 году стало знаковым моментом, совпавшим с активным участием Сахарова в движении против режима.

Андрей Сахаров — не просто нобелевский лауреат, он также стал символом мужества и борьбы за права человека, претерпевший лишения, ставший ссыльным в Горьком, а затем и вновь вернувшийся к общественной деятельности в качестве народного депутата. Однако, помимо общественной жизни, у него была и другая, более интимная сторона бытия, которая переплеталась с его правозащитной деятельностью.

Эта книга воспроизводит уникальный и трогательный путь, пройденный двумя людьми, укрепляя их связь в контексте исторических событий. В каждом слове сквозит стремление не только закрепить личную историю, но и осветить ключевые моменты целой эпохи, насыщенной борьбой, надеждой и любовью. Теплота и глубина воспоминаний делают этот рассказ ярким и значимым как для специалистов, так и для широкой аудитории, желающей понять, какие уроки мы можем извлечь из прошлого.

Читать бесплатно онлайн Сахаров. «Кефир надо греть». История любви, рассказанная Еленой Боннэр Юрию Росту - Юрий Рост

Юрий Рост. Будешь третьим

У нее была своя жизнь, но мы связываем судьбу Елены Георгиевны Боннэр с великим российским гражданином Андреем Дмитриевичем Сахаровым.

Не всю.

С Сахаровым я познакомился в начале марта семидесятого. Он овдовел и жил с детьми возле института, который носит имя Курчатова, с которым работал над созданием ядерной бомбы. Три Золотые звезды Героя труда еще хранились в ящике стола. Сфотографировав и побеседовав с Андреем Дмитриевичем, я ушел из его квартиры и жизни, как элементарная частица его опыта общения (в ту пору еще не богатого), чтобы потом, спустя шестнадцать лет, встретить его на Ярославском вокзале после ссылки из Горького и на следующий день постучать в незапертую дверь с единственной уцелевшей фотографией той, старой, съемки (чуть ли не первой легальной) в качестве знака, что я не засланный казачок, а журналист. (Хотя кто сказал, что нельзя совмещать профессии?)

Дверь мне открыла энергичная женщина в очках с толстыми плюсовыми стеклами. Я видел ее накануне. Она первой вышла из вагона поезда № 37 и весело, но решительно скомандовала зарубежным журналистам, засверкавшим блицами:

– Нечего меня снимать. Сейчас выйдет Сахаров – его и снимайте!

Теперь Боннэр стояла в дверях.

– Ну?

Я предъявил довольно большую карточку Сахарова семидесятого года с дарственной надписью и датой.

– Десятое марта семидесятого года? Мы были еще не знакомы с Андреем Дмитриевичем. Я впервые увидела его осенью.

– У него была темно-зеленая рубашка с галстуком, а вместо верхней пуговицы – английская булавка, – сказал я.

– При мне, – с вызовом ответила Боннэр, – все пуговицы у него были пришиты. Входите.

Она впервые увидела его в конце семидесятого на судебном процессе в Калуге над диссидентами Вайлем и Пименовым, куда правозащитников не пускали, а Сахарова остановить милиция не решалась. И поначалу он ей не понравился своей обособленностью.

К пятидесяти годам он был вдов. Жена Клавдия Алексеевна умерла от рака, и Сахаров отдал свои сбережения на строительство онкоцентра, чтобы там могли спасать других жен и мужей. У него осталось трое детей: две взрослые дочери Татьяна и Люба и двенадцатилетний сын Дмитрий.

У Елены Георгиевны двое своих – Алексей и Татьяна.

Два взрослых человека полюбили друг друга, но сахаровские дети и после свадьбы в 1972 году не приняли мачеху. Да она и не очень старалась преодолеть отчуждение. Большой семьи не случилось. А любовь была.

Вечерами они раскладывали на кухне лежанку на книгах и радовались друг другу. В двух других комнатках, насквозь смежных, ночевали взрослые дети и мама Елены Георгиевны – старая большевичка. Летними рассветами Люся в халате и тапочках выходила с Андреем Дмитриевичем на мост через Яузу и ловила такси своему мужчине, которому надо было вернуться домой к детям. Как у людей.

На «объекте» он больше не работал – участие в диссидентском движении и работа «Размышления о прогрессе, мирном сосуществовании и интеллектуальной свободе» сильно насторожили партию и правительство и настроили их агрессивно к одному из отцов отечественной водородной бомбы.

Продолжить чтение

Вам может понравиться: