Забыть

Федор Ожерельев – тринадцатилетний мальчик, курносый, темно-русый, низкий, сероглазый. Глаза его излучали из себя, обратно лучам солнца, холод.

Часто излучали они и тревогу. Тревога, холод (здесь, кроме его взгляда, это означает эдакую грусть, но несколько в другой форме. К людям холоден он да-алеко не всегда) и страх были характерными эмоциями в его личности. Возможно, они даже были целыми чертами, что уж!

В какой-то момент ему лихорадочно начали сниться почти одинаковые сновидения. У парня были смешанные чувства насчет этого. Он был не уверен почти ни в чем, что касалось этих снов. Но одно Федя знал точно:

Федор очутился в полностью белой комнате. Вокруг всё будто светилось. На нем была рубашка с множеством пуговиц. Одной не было. Как и на всех остальных рубахах, что у него есть. Все ради коллекции. Находился Федя здесь не впервые. В голову полезла ностальгия.

Тот же Федор, то же место. Только теперь он более ошарашенный. Конечно, такого ещё не случалось. Ему вообще редко что снилось.

Перед ним стояла красноволосая дама. Худая, бледная, с носом, кажется, греческим. Та заговорила:

– Еще один! Моя имя – Нарцисса. – С ног до головы паренька окутал тонкий смех девушки. Она продолжала:

– Странное имя, да? А ты?

– Федор.

– Приятно познакомиться, Феденька! Думаю, мы подружимся. – И вновь полился этот смех. Парень застыл.

– Боже мой! – Только и вырвалось у него. Довольно-таки часто он использовал это словосочетание. Бывает, сам того не замечая.

Девушка выжидательно смотрела на парня. Кажется, ждала, пока тот что-то скажет.

– Нарцисса, значит. – Мальчик думал. – А лет сколько?

– Тринадцать.

– Так мы одногодки. – Почему-то Федору вдруг стало спокойнее. Это место и Нарцисса даже перестали казаться ему такими уж пугающими. Нарцисса будто расцвела, как настоящий цветок.

Тот понимал, что это – лишь сон. Но он что-то значил. В этом не было сомнений.

Дама слабо улыбнулась.

– Я же знала, что мы подружимся. —

Ее улыбка становилась все шире.

Испуг вдруг вернулся. Федя начал исчезать. Ожерельев лишь протянул руку вперед – в сторону девочки, и полностью исчез.

Встряхнув свои мысли, Федя думал лишь о том, чтобы убежать, но знал, что это бесполезно.

Девочка спокойно смотрела на него – как и всегда.

– В чем дело?

– Ты серьезно? – Ему вдруг стало злобно на душе. И все же тот продолжил:

– Ты-ы. Боже!

– Что? Все, перестань! Феденька, это так глупо! – И вновь этот легкий смешок, это настроение.

“Это ты глупая”. – Хотелось сказать нашему главному герою. Но ее легкость передалась и ему.

Вновь он исчезает. Так резко, ведь даже ничего не произошло. Но на этот раз он не боялся, был таким же легким, как Нарцисса, или воздушный шар. Пока что тот знал только одно:

Он влюбился в Нарциссу.

Федя перебирал свою коллекцию пуговиц. Одни ему отдали родственники, другие он вырвал из своих рубашек. Он всегда боялся отрывать больше трех, но рубах было много.

То, что мальчик смотрел на них, всегда доставляло ему спокойствие и некое удовольствие.

Эти сны вызывали у него беспокойство, хоть и к самой Нарциссе отношение, конечно, стало гораздо лучше. А это занятие – противоположность беспокойства.

Федор что-то напевал себе под нос. Это было не совсем в его духе, но возможно, это был просто еще один способ успокоиться.