ГЛАВА 1.
В большой комнате в очаге пылал огонь. Отдельные языки пламени, взвиваясь, почти лизали перекладину, на которой висел котелок. Булькала вода, но на нее никто не обращал внимания.
Три брата сидели у стола, отгородившись спинами от очага. Снаружи шумела непогода. Время от времени в трубе начинало гудеть, и тогда огонь ярился. Издалека слышался гул ветра, скрежет веток старых яблонь и стоны.
Жак робко примостился с краю стола, посматривая на старших братьев. В семье его считали несмышленым и обращались соответственно. Все решения за него всегда принимал отец, а когда он слег несколько дней назад, старшие братья. При этом Пьер и Поль понимали друг друга с полуслова. Они и сейчас время от времени обменивались косыми взглядами, словно совещались.
- Непогода-то как разгулялась, - протянул Жак. – Ветер…
Его слова остались без ответа.
- В такую погоду хороший хозяин собаку на улицу не выгонит, - продолжал Жак. – Страшно…
- Тебя волнует только это? – нарушил молчание Поль.
- А что еще? Отец… он умирает…
Мельник умирал тяжело и долго. Вот уже несколько дней он не вставал с постели, метался в жару, то проваливаясь в забытье, то приходя в себя и начиная бормотать обрывки молитв пополам с проклятьями. Порой его начинало корчить от боли, порой он лежал пластом и тихо плакал.
Ветер выл уже третий день, то усиливаясь до урагана, то почти затихая. Под его порывами гнулись и ломались ветки деревьев, содрогались соломенные крыши, теряя клочья кровли, в реке вздулись волны, а крылья ветряной мельницы то принимались бешено крутиться, то замирали, постанывая от напряжения. Ураган, бушевавший третий день, постепенно усиливался, срывая крыши, переворачивая пустые телеги и сбивая с ног людей. Старые ивы, росшие на берегу реки, стонали и трещали под его порывами. Обломанные ветки падали в воду и уносились течением. Поперек дороги рухнул вяз – дерево разломилось надвое, перегородив дорогу.
В доме было тихо. Слышался только вой ветра и потрескивание крыши над головой. Печь топилась плохо – ветер создавал такую тягу, что огонь просто не задерживался, улетая вместе с дымом. Хлопала ставня.
В эту непогоду умирал старый мельник.
Он лежал в полутьме своей спальни, вытянувшись на жестком ложе, запрокинув голову, и свет свечей обрисовывал на стене силуэт его запрокинутой головы с округлым лбом. Запавшие глаза казались двумя черными провалами. Стиснув зубы, он скрежетал ими в бессильном чувстве то ли гнева, то ли отчаяния. Большие руки с узловатыми пальцами непрерывно двигались по одеялу, словно жили отдельной жизнью. Дыхание с хрипом вырывалось из груди, и все его сухое жилистое тело содрогалось при каждом вздохе, словно воздух у губ был тверд, как камень и его приходилось откусывать и глотать.
Три сына мельника сгрудились возле постели отца. Впереди стояли старшие сыновья, похожие как близнецы Пьер и Поль. Опустив головы, набычившись, они смотрели на родителя в молчаливом ожидании. Жена старшего, Поля, жалась за спиной мужа, тоненько всхлипывая и время от времени косясь на дверь. В другой комнате в люльке был оставлен ее ребенок, и мать чутко прислушивалась к звукам извне.
- Где… - с хрипом пробился слабый голос старика, - где… вы…
- Здесь, - Поль подался вперед. – Мы здесь, отец.
