Тропинки к паучьим гнездам

Всякое прожитое вами мгновение вы похищаете у жизни: оно прожито вами за ее счет,

Мишель Монтень

Когда камень падает на кувшин, горе кувшину.

Когда кувшин падает на камень – горе кувшину.

Всегда, всегда горе кувшину.

Лион Фейхтвангер «Иудейская война»

…Ладонь араба со свистом рубанула воздух, и не уйди я от этого удара в висок, мне бы не поздоровилось. И я вновь оценил те многочисленные часы мучительных и, на первый взгляд, бессмысленных тренировок, повторений одних и тех же движений, доведенных до автоматизма. И только сейчас, впрочем, не в первый раз в жизни, я бы поблагодарил полковника Березина из высшей школы ГРУ за те мучения, из-за которых тогда так усиленно его проклинал.

Араб плавными кошачьими движениями медленно лавировал, выискивая брешь в моей защите, одновременно нанося фальш-удары, на которые не стоило особенно реагировать. Парень вспотел, и с его лица, то ли от напряжения, то ли от волнения, стекали капли пота, теряясь где-то в густых усах.

Прыжок. Удар. Я подставил блок. Нырок под меня. На этот раз я не успел чисто уйти от нападения. Раздался треск разрываемого материала, и кусок ткани от моих штанов оказался в его сжатом кулаке. Опоздай я еще на доли секунды, и вместо куска ткани в мозолистой руке представителя интернациональной дружбы могли бы оказаться мои яйца. Парень работал неплохо, и чувствовалась школа военных специалистов из некогда родного мне учреждения. Эта адская смесь джиу-джитсу, боевого самбо, замешанная на изрядной доле садизма, служила только одной цели – цели «выведения противника из строя», а иначе, выражаясь попроще, быстрому умерщвлению врага. Мы называли это «мгновенный бой», и чем он дольше, тем больше у противника шансов умертвить тебя.

У араба выходило зачетное время. Я чувствовал, что им недовольны. Мне же оставалось только держать защиту. Люди в камуфляжной форме, наблюдавшие за боем, что-то записывали в блокноты, я же внимательно следил, чтобы противник не выкинул напоследок какой-нибудь фортель.

Бой распалил меня, а в глазах араба я видел страх и неуверенность. Да, парень был жидковат для той работы, к которой его так усиленно готовили. Вообще, мало кто из иностранных курсантов становился хорошей «боевой единицей» – то ли их щадили, то ли не хватало в них злости.

Наблюдатели зашевелились у меня где-то за спиной, и я отвлекся. Резкий удар тяжелым армейским ботинком в грудь вывел меня из равновесия и тут же мой торс оказался в замке между двумя жилистыми ногами, которые, закручиваясь, опрокидывали меня наземь. Я знал, что последует за этим. Еще секунда и мой хребет будет переломан резким ударом ребра ладони. До моего падения на пол что-то надо было делать.

Зная, что пока мы падаем, араб не контролирует ситуацию, и его лицо, маячившее за спиной – это мой единственный шанс, я резко двинул локтем назад. Послышался глухой звук удара, хруст раздробленных костей, и я упал на пол с уже парализованным противником на себе.