Про белку, кошку и собаку

У С Т Н Ы Й С Ч Е Т

Виталик вел его от самой конечной остановки, где 36-й автобус, курсировавший между железнодорожной станцией и нашим дачным поселком, разворачивался и делал круг. Приманить осторожную бездомную собаку – дело нелегкое, и наш сын проявил чудеса изворотливости и упорства, прежде чем дошел с ним до самой калитки, израсходовав на эту операцию чуть не с полбатона вареной колбасы. А уже здесь природная осторожность на время оставила пса, и он позволил потрепать себя за загривок и даже, после недолгих уговоров, подал лапу.

Хочется написать: "С этого дня он у нас и поселился" (в памяти осталось именно такое ощущение), но, по всей вероятности, это произошло несколькими днями позже. Во всяком случае, в одно прекрасное утро он появился на нашем участке с молчаливым намерением обосноваться здесь насовсем.

Имя ему придумалось сразу, как бы само собой – Рыжий, хотя шерсть у него была, скорее, каштановая, длинная и шелковистая, и, увы, доставлявшая своему хозяину массу беспокойства, потому что блох в ней обитало, думаю, с миллион. Еще он страдал, по-видимому, от кишечных паразитов, косвенным признаком чему был неважный аппетит. Но когда вскоре затем маленькие беленькие червячки в огромном количестве обнаружились у нашего 10-летнего сына, сомнения на сей счет отпали окончательно. Лечить пришлось сразу обоих.

Лето в тот год стояло жаркое, и мы целыми днями пропадали на берегу затопленного карьера. От калитки Рыжий немного провожал нас для приличия, но очень скоро пути наши расходились, и мы на целые часы забывали о нем. Зато не забывал нас он. Рыская по окрестным зарослям, надолго пропадая из виду, он, тем не менее, непрерывно держал нас на периферии своего поля зрения. Потому что, когда собрав свои пожитки, мы пускались в обратный путь, Рыжий каким-то чудом всегда оказывался впереди, и его лисий, чуть на сторону, хвост маячил перед нами до самого дома.

Признаться, меня подкупало в нем и то, что он никогда не лаял. Вообще не люблю брехливых собак и в глубине души полагаю, что молчаливость и сдержанность (почти как у людей) скорее выдают в них ум, чем самое изворотливое поведение. А, кроме того, мы опасались, что своим лаем он станет будить нас по ночам. Но то, что он приступил к несению своей собачей службы, я имел случай убедиться вскоре же, когда, проплутав допоздна в лесу, подходил в сгустившейся темноте к нашей задней калитке, открывавшейся прямо в ельник.

Такой неподвижной, глубокой тишины никогда не бывает в лесу в прозрачные июньские ночи; она приходит только в июле. И вот посреди этого затаившегося безмолвия меня вдруг остановил непонятно откуда взявшийся утробный нарастающий звук. В первую минуту я не на шутку испугался, пока не сообразил, что это угрожающее ворчание Рыжего. И тогда внезапная теплая волна прихлынула к сердцу, с примесью даже какого-то легкого тщеславия. А кому, скажите, не лестно хоть на миг ощутить себя сверхценной персоной, безопасность которой в чьем-то сознании непререкаема. Ворчание его так и не перешло в лай и стихло при моем приближении. Видимо, он еще не изучил хорошенько моих шагов, а собаки, как известно, немного подслеповаты.

Превратности бездомной жизни воспитали у нашего постояльца какую-то патологическую недоверчивость во всем, что касалось еды. Практически ничего, кроме каши и супа, то есть того, что нельзя было унести в зубах, он не ел из миски, осторожно подхватывая каждый кусок и относя в сторонку. Очевидно, он воспринимал его, как добычу, а добычу, как известно, могут и отнять.