Булгаковиада

Однажды бывший артист БДТ Борис Лёскин, приехавший из своей Америки в Ленинград после долгого отсутствия, попытался рассказать артисту Р. о вчерашней встрече с двумя старыми сослуживцами. Поскольку и Р. прежде служил в БДТ, он слушал Лёскина с большим интересом, но никак не мог понять, о чем, собственно, шел вчерашний разговор.

– Понимаешь, Воля, – подытожил Борис, – была одна черная пьянка, и это все, что я могу тебе сказать…

– Но вы не виделись столько лет, – удивился Р. – Ты жил в Америке, они – в России, неужели тебя ни о чем не спросили и ты ничего не спросил?..

– Воля, когда окончилась бутылка, пошли за второй…

– И она появилась?..

– Да, она появилась, это я помню твердо. Но о чем шла речь, вспомнить не могу, была одна черная пьянка…

– Боря, ты меня потряс…

– А что ты хотел услышать?

– Да хоть что!.. Ведь это же событие – твоя встреча с В. и К.!..

Вот тут Лёскин и спросил:

– А ты что, уже летописец?

– Почему летописец? – растерялся Р. и тут же неожиданно для себя сказал. – А, впрочем, может быть. «Еще одно, последнее сказанье, и летопись окончена моя…»

– Ну, тогда запиши, – сказал Лёскин. – «Была одна черная пьянка…»

Цитируя пьесу Булгакова о Мольере, а точнее, реплику летописца Лагранжа, начитанный Р. отбил:

– «Этого писать нельзя, но в знак ужаса ставлю черный крест».

Как ни странно, после этой сцены он наладился посещать архив…

«Кабала святош» возникала на наших глазах и пошла в Больдрамте с названием «Мольер». Ставил спектакль и играл заглавную роль Сергей Юрский, Людовика XIV – Олег Басилашвили, Мадлену Бежар – Эмма Попова, Бутона – Павел Панков, Арманду – Наталья Тенякова, Одноглазого – Михаил Волков, летописца Лагранжа – Михаил Данилов…

Декорации и костюмы сочинил Эдуард Кочергин…

Вернее, так. Сначала художником спектакля была назначена Софья Юнович, и образ будущего спектакля обсуждался именно с ней. А Эдику Кочергину, который только что перешел в БДТ из Театра имени Комиссаржевской, Товстоногов сказал:

– Вы пока походите, присмотритесь…

Но Сережа Юрский хотел во что бы то ни стало воплотить на сцене идею «Черного квадрата» Казимира Малевича и во всех разговорах с Софьей Марковной толковал именно о нем. Может быть, я, как обычно, ошибаюсь, но мне кажется, что на «Черный квадрат» могло навести Юрского первое название пьесы или тот черный крест, который упоминает в пьесе Лагранж… Тем не менее Софья Марковна никак не могла взять в толк, что именно от нее хотят и почему шедевром Малевича стесняют ее творческое воображение. В конце концов она сказала Товстоногову, что делать «Мольера» не будет, и квадратная тягота легла на плечи Эдика Кочергина.

– Квадрат, так квадрат, – сказал он и, как обычно, пошел своим путем.

Такие светильники стояли в театре Пале-Рояль.

Внизу, у лож.

Надо хорошо знать материальную культуру прошлого, считает Кочергин.

Но этого мало.

На длинных вервиях, сделанных из переплетенных черных тряпок, сквозь которые пропущено серебро, он решил укрепить по пять светильников сразу.

Сверху донизу.

Как в многоярусном театральном зале…

Шандалы или жирандоли?..

«Ах, как пылали жирандоли / У Лариных на том балу!.. / Мы руку подавали Оле, / А Таня плакала в углу», – писал мой друг Герман Плисецкий…

Многосвечные люстры одна под другой пылали, меркли, вспыхивали, мерцали и медленно гасли по всему зеркалу сцены…