Движение рук наших сестер навсегда

© Андрей Рапуто, 2018

ISBN 978-5-4493-8909-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Запахнет солью бриз из полнолуний

Мы ведь не знаем,

что реки текут вспять,

что израненные корабли возвращаются в гавань,

где родились из металлической пены земли,

из слез электрической сварки,

из рабочих рук с обломанными ногтями,

прямо из под тощих коров,

которые возвращаются в теплый хлев,

из радости их телят из которых делают пирожки.

Корабли возвращаются,

устав держать направление на звезды,

оставив сомненья свои в далеких и теплых морях.

Мы ведь не знаем,

что порог нашего дома давно поистерся,

все ждущие милостыни от будущего,

как всегда, в который уж раз захваченного проходимцами.

Мы ведь не знаем,

что родились совершенно случайно,

и, наверное, зря,

и все ищем, все ищем порядка в насмешках,

оправдывая каждый исход свой и славословие,

тем,

что иначе и быть не могло,

мол обстоятельства создали нас такими.

А напрасно, напрасно не знаем,

ведь придется узнать и открыть,

и действовать так, как нас учат герои,

то есть самым будничным образом,

именно так,

как воцаряется зной и привычно

плещет кровь по пространствам артерий.

Мое упрямство – не хочу погибнуть,

тень станет злее близкой темнотой,

и памятником будет ей воздвигнут

пустой сарай, действительно пустой.

Большие щели, ветер сатанеет,

глухая мгла – лишь звездочка вдали,

и та уже, наверно, околеет,

не в силах дотянуться до земли.

Сырой сарай – злой символ откровенья,

холодный ветер – символ пустоты,

закрыть глаза, обманывая зрение,

пусть видят сны нездешней красоты.

Если вам скажут, что нет меня —

не верьте, я все живу,

в детских мечтах, морях,

в деревьях в багряном дыму.

Яркими красками выстлан дом,

и даже поверь – голова,

ветер гоняет насмешки в нем,

там вместо стекол – вода.

Утренней милости хотел попросить —

да только не знал – у кого,

вижу – вокруг поднялись города, и много еще чего.

У этой забавы много забот,

почему же не спросишь – чьих?

Значит, не вышел еще мой век,

который от сих до сих.

Есть сила в невозможнейших метафорах

сплавлять чужие чувства и слова,

и сколько б вы над строчками не плакали,

морщинками покроетесь едва ли.

Отчаяние, ищущее человеческого тепла,

движение рук, наших сестер навсегда,

ветки акации дивной,

струи косого дождя,

робкая поступь тумана за речкой,

мои сны о войне мешают мне жить,

чьи-то шаги за стеной становятся ближе и ближе,

екнуло сердце и замерло,

как голый птенец на ладони беды,

в глубоких ущельях скорби, в морщинах и ссадинах жизни,

мой верный огонек потух, не дождавшись награды,

как боюсь я открыться тому, кто окажется рядом.

Средь ночи

просыпаюсь вдруг,

всё мысли, мысли,

никак свой не закончат круг,

в башке повисли.

Казалось бы,

чего страдать,

ведь все известно.

Но раскаленная кровать

вдруг стала тесной.

Откуда-то слышны шаги,

но слишком рано.

Смотрю в окно —

опять ни зги

в век этот странный.

Хоть в лоб,

хоть по лбу —

все равно

не будет счастья.

Долдон на площади стоит

знак самовластья.

Мы ищем форму – форма ищет нас,

когда бы мы не спрашивали утро

о новом дне, в наряде перламутра,

вот новый день пришел

и пробил судный час.

Как птица, засидевшись на застрехе,

так мы взлетим, устроившись на эхе

простор встречая на потеху глаз,