Суринам

© О. Радзинский, 2008, 2018

© Philippe Grollier/Temps Machine, фотография автора на обложке

© А. Бондаренко, художественное оформление, макет, 2018

© ООО “Издательство АСТ”, 2018

Издательство CORPUS ®

КБ, которая учила меня не бояться

Что там, за занавесью тьмы?

Омар Хайям

Отель, куда они ездили ту зиму, был вовсе не отель, а дешевый мотель; им владела толстая индианка. Мотель был недалеко от дома его женщины, но об этом оба старались не думать.

Когда они приехали первый раз – шел дождь, и небо пыталось сесть на деревья пониже.

Илья заполнил регистрационные формы на мистера и миссис Джоунз. Номер машины он также записал неправильно, но не потому, что хотел обмануть, а просто не помнил. Выходить же под дождь и смотреть было глупо. “Впрочем, – решил тогда Илья, – у мистера и миссис Джоунз мог быть именно такой номер”. Он был прав: от мистера и миссис Джоунз можно было ожидать чего угодно.

С той поры они обжили все комнаты в мотеле – все девять. Их любимой стала шестая. От других она не отличалась ничем, кроме номера.

Комнаты были обшиты сосновыми досками, и это, как все деревянное, напоминало Россию. Окна, выходившие на дорогу, были закрыты тяжелыми шторами, и потому темнота наступала, как только закроешь дверь. Темнота казалась коричневатой из-за досок и раздвигала стены в невидимый простор.

В комнате всегда стояла ночь, и это было важно: других ночей у них не было. Все их ночи случались днем, раз в неделю, и длились четыре часа оплаченного гостиничного времени. Short-rest stay – это было название их любви. Это было название светившейся деревом темноты и скользящих по телу губ. А мимо – по дороге на Филадельфию – спешили машины, проникая в их украденную сосновую ночь шелестом шин и общим безразличием дня.

Перед тем как расстаться – до следующей недели, – женщина плакала. Потом она уходила в ванную и долго, старательно красилась. Илья молчал и ждал, пока они выйдут из номера, оставив позади свою любовь, шепот незначащих слов и память тел о недавней близости. Ключ они клали на телевизор: за номер Илья платил заранее.

Прощание на станции было коротким: их могли увидеть ее знакомые. Илья садился в электричку и ехал обратно в Нью-Йорк, в другую жизнь – домой. А женщина возвращалась в свою жизнь, где ему не было места.

И снова начинало тянуться их параллельное существование – до следующей недели. В этой, отдельной от нее жизни, были другие женщины, появлявшиеся на ночь, на две, редко дольше. Илья говорил им те же слова, что и ей, только по-английски.

Однажды – еще до того четверга – Илья рассказал Антону о странной несвязности, отдельности своих существований: словно он живет много жизней за много разных людей. Некоторые жизни жились линейно, одна за другой, но такие разные, такие не имеющие отношения друг к другу, что порой Илье не верилось, будто это происходит с ним одним. Другие жизни жились параллельно, словно в смежных пространствах, и он переходил из одной реальности в другую, сосуществуя в разных своих проживаниях. Антон, живший связно и последовательно, логично живший, советовал Илье подумать, для чего это дано.

– Все – урок, – говорил Антон; это был период его увлечения каббалой. – События важны не сами по себе, а для осознания урока: что нам пытаются сказать, чему научить.