Все жанры Все авторы
Моя театральная жизнь - Эдвард Радзинский

Моя театральная жизнь

Страниц

110

Год

2007

Известный российский драматург, Эдвард Радзинский, в своих многолетних творческих поисках для театральной сцены открыл для себя уникальную формулу: писатель создает одну пьесу, режиссер интерпретирует ее собственным взглядом, а зритель наблюдает на сцене третью полностью преобразованную историю. В этой третьей пьесе, которая взращивается из искусства драматурга и режиссера, мы можем увидеть отражение самого Времени, его эмоции и противоречия.

Сам процесс театрального творчества является своего рода трехмерным пазлом, где каждый элемент – от слова на бумаге до игры актеров – формирует полную картину. И, как отмечает Радзинский, именно в этой "третьей пьесе" мы можем расшифровать тайны и символы, вложенные художниками в произведение, и понять глубокие смыслы, которые они хотели донести до зрителя.

В то время как драматург стремится выразить свое видение и идеи через слово, режиссер берет на себя ответственность по-новому интерпретировать и раскрыть их с помощью визуальных и звуковых эффектов на сцене. И только когда зритель испытывает исключительное сочетание этих элементов, понимая, что наблюдает уже отдельное искусство, мы можем начать осознание Времени, его непостижимой глубины и неуловимого момента.

Таким образом, каждая пьеса становится временным революционным актом, отражающим дух эпохи, в которой она была создана, и в то же время становится неким окном, позволяющим зрителю заглянуть в тайную мастерскую драматурга и режиссера. Взглянув на эту "третью пьесу", мы открываем новую реальность, в которой время плетется из символов и эмоций, и отношения между прошлым, настоящим и будущим соединяются в одну, поразительную историю.

Итак, следуя словам Эдварда Радзинского, мы можем утверждать, что третья пьеса, формирующаяся на сцене театра, дает нам не только развлечение и искусство общения, но и возможность глубоко погрузиться в суть времени и открыть новые грани самого себя. Ведь наблюдая за этим магическим процессом слияния искусств, мы можем обрести новое понимание и осмысленность нашей собственной жизни и существования.

Читать бесплатно онлайн Моя театральная жизнь - Эдвард Радзинский

Отец

Отец был интеллигентом, помешанным на европейской демократии. Он часто цитировал мне Томаша Масарика: «Что такое счастье? Это – право выйти на главную площадь и заорать во все горло: «Господи, какое же дурное у нас правительство!»… И глаза его становились влажными.

Его идолом был вождь кадетов Павел Милюков, его частый рассказ – как Владимир Набоков, отец знаменитого писателя, закрыл своей грудью Милюкова от пули и погиб сам. Отец восторженно приветствовал Февральскую революцию. Это была его революция, его правительство. «Его, как первую любовь, России сердце не забудет», – цитировал он чьи-то стихи о Керенском. Но несколько месяцев свободы быстро закончились, и к власти пришли большевики. Почему он не уехал за границу – он, блестяще образованный, говоривший на английском, немецком, французском и даже думавший часто по-французски? Обычная история: он любил Россию. В 20-х он редактировал одесский журнал «Шквал» и писал статьи под псевдонимом Уэйтинг, что означало «Ожидающий». Ожидающий возврата погубленного мира – мира Февральской революции, мира, где будет править первый свободно избранный русский парламент.

Однако первый русский парламент бесславно погиб (как и Февральская революция). Его заседания преспокойно прекратил полуграмотный матрос с револьвером. И под дулами наганов, под насмешки матросни, избранные народом депутаты, тесня друг друга, покорно заспешили к выходу. В профессию политика входит не только жизнь, но и смерть. Она подчас важнее его жизни. Но не нашлось никого, кто согласился бы умереть во имя свободы… Отец этого понимать не хотел.

Тот краткий глоток свободы – время митингов, надежд, свободы – воистину казался золотым веком в торжественно глухой тьме сталинской России.

В 20-х «Ожидающий» был уверен, что исчезнувший мир Февраля когда-нибудь вернется. А пока он писал сценарии для первых немых советских фильмов на знаменитой Одесской кинофабрике. Но вскоре наступила пора окончательного укрощения мысли. Гибель Авангарда и Утопии – создание сталинской тоталитарной империи.

Мы не позволим жандармским коленям,
Музу зажав, ей кудри остричь.
Будь они из Третьего отделения,
Или из Особого отдела Три, —
гордо писал поэт в 20-х.

Позволили, еще как позволили!

Интеллигенцию наградили страхом и немотой.

Но отец не роптал, он жил тихо, незаметно, точнее – существовал. Оставив журналистику, переводил пьесы с французского, писал инсценировки для театра. В том числе и по романам знаменитого в сталинское время писателя Петра Андреевича Павленко.

Любимым героем отца был философ-скептик Бротто из романа Анатоля Франса «Боги жаждут». И как франсовский герой печально-насмешливо наблюдал ужасы Французской революции, с той же печально-насмешливой улыбкой отец наблюдал жизнь сталинской России… с французским романом в руках.

Он учил меня размышлять, вместо того чтобы действовать. Он верил в изречение: «Кто действует, тот не размышляет». Он просил меня не забывать – даже маленькая монетка, поднесенная к глазу, заслоняет от тебя целый мир. Никакого фанатизма. Любовь к живущим, ирония и сострадание – таков был его девиз. Он был всегда мягок и вежлив и ненавидел спорить. И был прав. В российском споре, обычном споре до ненависти, всегда умирает истина.

И он любил повторять строки: «Но в мире все вмещает человек, который любит мир и верит в Бога».

Вам может понравиться: