Неодолимая сила обстоятельств

Он проснулся оттого, что голова раскалывалась на тысячу, нет, сотню тысяч осколков. Роман застонал от головной боли и попытался обратно собрать голову. Не получилось. Добавлял дискомфорта ещё этот противный металлический привкус во рту. Облизнув пересохшие губы, Роман вдруг запаниковал – он решительно не помнил, как оказался дома, в постели. Он машинально откинул руку и нащупал мягкое тёплое тело жены.

«Уф, хоть с этим все в порядке, – успокоился Роман. – Наверное, на днюхе отключился, Саньки вызвали такси и посадили в машину. А всё остальное утром Ксюша расскажет».

Хотелось лежать, не открывая ставшие вдруг неподъёмными веки. Однако надо вставать – жидкость из мочевого пузыря настойчиво стучалась в дверь и просилась наружу. Ещё раз безрезультатно попробовал собрать осколки головы в единое целое. Давешний алкоголь плотно обволакивал остатки мозгов, пропуская ощущения на уровне инстинктов, но блокируя мыслительный процесс. Органы чувств зелёный змий подавлял избирательно: отвратительный вкус помойки во рту ощущался прекрасно, а вот со считыванием визуальной информации всё было очень плохо. Рома не открывая глаз сел на край кровати и, не нащупав ногами свои тапки, босиком поплёлся к выходу из спальни в коридор.

Странно, но дверь отчаянно заскрипела, а ведь совсем недавно он смазывал петли. Не обратив внимания на то, что она вообще стала какая-то другая… несерьёзная, что ли, Рома решительно сделал шаг вперёд и… оказался в западне. Ногой больно ударился о горизонтальную тонкую преграду, рухнул в какую-то ограниченную камеру, запутался в тряпье, сверху на него стало падать что-то мягкое. Он принялся изо всех сил барахтаться в этих вещах, отчаянно пытаясь выбраться и постоянно при этом натыкаясь на вешалки и стукаясь то головой, то локтями о стенки.

Наконец, когда Роман в очередной раз толкнул стенку шкафа, она поддалась, и старый платяной шкаф развалился, напоследок отомстив обидчику, больно ударив верхней панелью по голове. Озверевший Роман со злостью откинул всё барахло и остатки шкафа, поднялся, огляделся и… замер в недоумении – это была не его спальня, не их с Ксюшей спальня! А на постели, натянув простыню до подбородка, с расширенными от ужаса глазами, лежала не жена, а чужая женщина.

– Пипец! – сказала она. – Что-то, милый, сейчас ты явно больше сил проявил, нежели накануне в постели. Зачем шкаф развалил, Рома?

– А где Ксюша? – только и смог вымолвить он в ответ.

Вечером с работы Ромка приехал взвинченный, взлохмаченный и возбуждённый.

– Представляешь, – с порога заявил он жене, едва чмокнув её в щёку, – Гордеич всю базу хочет датчиками движения утыкать!

– Так утыкай, – ответила Ксюша, собирая за мужем верхнюю одежду, которую тот в возбуждении раскидывал где попало.

– Да ты не понимаешь!..

– Не понимаю, – мягко согласилась Ксюша. – Как не понимаю и то, почему ты не интересуешься состоянием дочери…

Она за пятнадцать лет изучила своего суженного как облупленного и понимала, что нет лучше средства успокоить Романа, чем переключить его внимание. И лучше всего на детей, которых он истово любил.