Йестердэй

Эта книга не была бы написана, если бы один мой знакомый не прислал мне, то ли по ошибке, то ли намеренно, чуть ли не все файлы со своего компьютера, а другой не всучил что-то вроде дневника, который он вел в течение нескольких недель летом 2008 года.

Дневник – слово не совсем подходящее. Еще менее подходит слово «записки». Наиболее точно определил этот жанр один литературный критик, представляя ныне забытую книгу: «бормотание главного героя просто так, ни о чем».

Автора этого «дневника», я знаю и недолюбливаю уже лет двадцать пять.

Впрочем, оба эти утверждения: и «знаю», и «недолюбливаю» относительны. Мне всегда казались, по меньшей мере, странными его бесцеремонность по отношению к друзьям и, в особенности, к их вещам; демонстративная дружба с чужими детьми и домашними животными (при отсутствии собственных); умение вести задушевные беседы с совершенно незнакомыми людьми. Да, мы кивали друг другу в студенческие годы, попадая в одну кампанию, с периодичностью раз в полгода и даже пару месяцев работали сторожами в одной бригаде, но в разные дни. Охраняли мы консерваторию. Только не спрашивайте от кого.

Учились, кстати, на разных факультетах одного университета. Он – на журналиста, я на историка. Только не спрашивайте зачем.

А в следующие двадцать лет мне вполне успешно удавалось не встречать его у общих знакомых и не брать в руки те сорок с лишним периодических изданий, в которых этот мой знакомый размещал свои, с позволения сказать, статьи. И я не считаю, что прожил эти двадцать лет зря.

Имя и фамилия этого моего знакомого стоят на обложке книги: Афанасий Полушкин. Сам же он везде, кроме военкомата и нескольких отделений милиции, отзывался исключительно на имя Пол.

Эта информация приводится здесь только для того, чтобы не возникало путаницы по поводу авторства всего того, что помещено ниже. Дело в том, что примерно год назад я имел сомнительное удовольствие беседовать с Полом, причем дважды.

Первый раз он заявился ко мне домой на взводе, без звонка, с молоденькой девушкой. Девушка была симпатичная. Все остальное – просто отвратительно. Он требовал выдать ему «файлы Сретенского».

Василий Михайлович Сретенский (его имя тоже стоит на обложке), историк и мой коллега, некоторое время назад скончался при не вполне выясненных обстоятельствах. Перед смертью он передал мне материалы научного и биографического характера. Часть из них позднее, при моем скромном участии, была издана под названием «От/чет», что, видимо, привело моего незваного гостя к выводу о какой-то чрезвычайной важности материалов, оставшихся неопубликованными.

Каково содержание так называемых «утаенных файлов» и зачем они понадобилось небритому журналисту и его молодой спутнице, будет ясно из представленного ниже текста. Материалы я им, конечно же, отдал. Причин их держать у себя не было никаких. И незачем было так кричать.

Вторая встреча была совсем короткой. Он позвонил, зашел. Трезвый. Плюхнув на мой кухонный стол пластиковый мешок, в котором я впоследствии обнаружил двадцать три пронумерованные диктофонные кассеты разного цвета, Пол пробормотал что-то о том, что хочет покинуть Москву. Потом, видимо, вспомнив, как прошла предыдущая встреча, он произнес фразу, слегка напоминающую извинения сержанта милиции, наступившего на ногу бомжу. После этого он попытался попрощаться и уйти. Второе у него получилось.