Полупрозрачная

Светлой памяти наших родителей посвящается

Вполне возможно,

что за пределами восприятия

наших чувств скрываются миры,

о которых мы и не подозреваем.

Альберт Эйнштейн

В разгар оживлённой беседы гостей я вышел во двор подышать, на крыльце по привычке поднял взгляд на небосвод и замер. Некоторое время восхищённо смотрел на ручку Большого Ковша. Размышлял. Мицар и Алькор, самая известная звёздная пара, высоко и ярко светили над крышей нашего дома.

Наступил неясный и неспокойный «Чёрный октябрь» – так его назовут позже журналисты. И мой двадцатипятилетний юбилей пришёлся на него. После небольших сомнений по настоянию друзей я согласился отпраздновать свой день рождения.

Страсти и разговоры после недавнего путча в стране ещё не остыли, хотя прошло два года с тех пор, как подписали Беловежское соглашение и перестал существовать Советский Союз. Зарплаты на предприятиях задерживали, а то и вовсе не платили или платили товаром, который сами и производили. А потом каждый чесал репу и думал, как бы товар обратить в деньги.

Страна, в которой я родился, ушла в историю, а через год после того, как младшего брата Дениску призвали в армию, ушла в мир иной наша мать. В этом было, видимо, что-то символичное для меня. После отпевания гроб с телом матери, отделанный чёрно-красной полосой, провезли через весь город, раскинутый вдоль большой реки, на новое кладбище, где уже третий год лежал отец под мраморной плитой. Маму захоронили рядом. Надеюсь, их души встретились там, и, казалось, это они мне светили Мицаром и Алькором из Большого Ковша.

Октябрьский вечер прохладен и тих. Вроде бы ничего не предвещало резких перемен. Но вдруг воздух зашевелился. Уж не собирается ли ветер нагнать грозовые тучи? Обеспокоившись, я вернулся в дом.

На кухне собрались перекурить изрядно выпившие парни. Несмотря на своё состояние, они продолжали спорить о дальнейшей жизни. Хотя удивляться нечему: подвыпившие люди очень любят это дело.

– Ку-ку, ку-ку… – настенные часы куковали десять вечера.

Заказывала их мать через «Посылторг», товары – почтой, когда мы ещё жили в Советском Союзе. С тех пор прошли годы, мы выросли, родители умерли, а часы продолжали куковать. К ним мы привыкли и каждый вечер не забывали подтягивать гири – важный механизм. Часы куковали, словно голосом игрушечной кукушки, и напоминали последние слова матери: «Сынок, заботься о Дениске, он совсем мальчишка. Дружи с ним… прости…»

Мои воспоминания прервали друзья. Они оживлённо беседовали, с напряжённым интересом перебивали друг друга, обвиняли политических деятелей, приведших Союз к распаду.

– Да, Мишка Меченый развалил всё! – распинался друг Георгий.

Правда, мы его звали Жориком: это больше подходило для его внушительного живота. Подключился сосед Марк, худощавый черноволосый студент пятого курса авиационного института.

Пошевелив сухими губами, облизнул их и убедительно начал:

– Не-е, ребята. Мой отец всю жизнь инженером на моторе работает. Помню, по телику было заявление гэкачепистов; я слышал, как по телефону отец обсуждал с коллегой. Говорит: «Ну всё, Союзу конец, ты понял? А жаль». Потом он мне объяснил, что Меченый, наоборот, хотел спасти ситуацию. Какой-то новый союзный договор подготовил.

– Они, блин, там всё власть делят, а мы тут, народ, страдаем, – не унимался Жорик. – Там, в Москве, танки на Белый дом направили. А помните этот, типа референдум: «ДА-ДА-НЕТ-ДА»? Вообще-е лажа, да? Дедушка придумал.