3 жизни Рене Шардена

Художественное произведение по сути своей парадоксально, оно есть одновременно и знамение истории, и сопротивление ей.

Ролан Барт

Мы фотографируем, чтобы остановить время, но каждый снимок лишь напоминание о том, как быстро оно уходит.

Автор неизвестен

Ночью температура опустилась ниже нуля, а утром все пальмы покрылись легким инеем. Но вышло солнце, и наледь стаяла за считанные минуты. Однако всё ещё было прохладно, особенно в тени. И всё же я не смог отказать себе в удовольствии выпить кофе за столиком на улице. Холод сковывал руки, но зато кофе остывало быстрее.

В тени развесистых пальм и магнолии, как партизан, я сидел на холодной деревянной скамейке в перчатках и шапке и наблюдал сквозь листья за главной пешеходной улицей города. По ней вовсю уже топали туристы вдоль, поперёк, зигзагами и наискосок. Трое хулиганистых детей искали, чем поживиться или кого подтрунить из взрослых. Встретившись со мной взглядом, они переключили внимание на высокого мужчину, и один из них изобразил сзади, что пнул его под зад. Мужчина куда-то спешил и ничего не заметил. А затем мимо на велосипеде снова промчался тот сумасшедший с татуировками деревьев и зверей по всему телу. Местные его звали Ваня-Ковчег. Раньше, говорят, он работал помощником штурмана на круизном лайнере и имел все шансы занять место самого штурмана. Ваня всегда был так вовлечён в работу, будто у него не было других дел. Выполнял всегда задачи с высоким интересом и уровнем ответственности. Но, как говорят, однажды бедняга попал в шторм и что-то там увидел. После чего немного свихнулся – оставил флот, на увольнительные купил себе велосипед и все накопления потратил на татуировки.

Вся его спина была расчерчена в клеточку, как тетрадка по математике. И в каждой клетке была татуировка какого-то животного, птицы или растения. Каждое из них, по всей видимости, было выполнено хорошим мастером – качественная цветная прорисовка, учтены все пропорции. В каждой клеточке с изображением были выбиты непонятные иероглифы. Татуировки растекались со спины на шею, ноги и руки.

В кафе играл жесткий гангста-рэп. Что-то определенно олдскульное и сейчас такую музыку уже никто не пишет. Мне сегодня не очень хотелось думать о работе или о чём-то сложном, и, находясь в одиночестве, я пил кофе и прислушивался к словам из трека. Из того, что я ещё помнил на английском языке, отрывками улавливал смысл текста. Грубый голос читал текст о двух полицейских, которые пропали без вести в ночь, когда был ураган. Их машину нашли на пляже, по двери в песке и со включёнными фарами утром. Низкий мужской голос продолжал читать: «Но кому есть дело до них? В этом районе всегда только так, всегда жестко. Люди гордятся тем, что теряют свой разум. Те люди, кто потерял деньги и авторитет. Золотые зубы и пушка, как эмблема сражений на улицах Нью-Йорка. Настоящая культура рождается здесь, где борьба за ресурс, за территорию и за власть. Богачи, у которых всё есть, только платят деньги за зрелища».

Между тем Земля сделала ещё один небольшой рывок вокруг своей оси, и теперь и меня осветило солнце. Я достал свой фотоаппарат и сделал пару снимков улицы, озарённой лучами солнца.

Окно отеля выходило на шумную улицу города, и приходилось искать компромисс – кислород или тишина. Сразу под окном располагался кондиционерный блок. На нём кто-то разбросал семечки тыквы. Наверное, кто-то до меня кормил голубей или чаек. Моё внимание резко отвлёк громкий мотоцикл, который с рёвом пронёсся вдаль.