БЕЛЫЙ ШУМ

Тот летний день был солнечный и жаркий, что для выходного в Сибири каждый знает большая редкость. Народ из города уехал на дачи и на пляж, а Надя, наработавшись вчера на тренинге аж до зеленого свиста, проспала до обеда и решила никуда не ехать, спокойно пообедать и пройтись куда ни будь по городу. Да, хоть бы и до любимой комиссионки, потому что «гулять совсем без цели, это категорически не мое», как она всегда говорила.

Одела легкий сарафан, удобнейшие туристические босоножки, на нос темные очки, в руки легкую холщевую сумку, и с чувством, с толком, с расстановкой пошла пешком до самой дальней от ее дома комиссионки.

Шла и думала, чего бы там себе присмотреть прикупить, чем себя порадовать? Хотя, конечно, думать так было совершенно бесполезное занятие, в комиссионках никогда не знаешь, что найдешь или не найдешь. Встретить интересную красивую вещь там всегда большой сюрприз, ведь чаще всего там оказываются вещи совершенно типичные, массовые, те, что уже всем надоели. Так что такие радости, как те, купленные ею месяц назад, восхитительные «эльфийские» чайные ложки, из мельхиора советского периода изготовленные на каком-то рижском заводе, такие красивые, что не глаз не рук от них не оторвать, это все же большая удача и случается в комиссионке не часто.

Или вот еще было чудо: маленькие фарфоровые амуры с музыкальными инструментами. Совсем без лейблов, но изумительной красоты и качества работы. Стоят теперь у Нади на полочке у рабочего стола, радуют глаз в любом настроении. Вот посмотришь на них и хорошо! За последний год была и третья «большая радость оттуда». Фарфоровая настольная лампа пятидесятых годов в виде дельфина со светящимся шаром на голове. Ооочень красивая, и работает!

А еще Надя там почти каждый раз по мелочи покупала советский хрусталь, память детства. И потихоньку забивала свои шкафчики на кухне этой «ледяной прелестью». Ну, грел ей душу этот «резной лед» воспоминаниями о детстве и о бабушке. У ее любимой бабулички когда-то стоял такой в серванте, да мать весь перебила. Ну, так уж вышло, что посуда в материнских руках совсем не держалась, и не один сервиз или ваза не выживали у нее в доме и года, и от бабуличкиного хрусталя тоже ничего не осталось. А Надя по ним скучала, и по бабуличке, и по предметам с нею связанным.

Так что каждый раз, идя в комиссионку, она надеялась на что-то хорошее, на «привет любви и красоты» из прошлого, и даже если там этого не оказывалось, ее грело убеждение, что в следующий раз обязательно что-то будет, и это будет приятно. Девять из десяти раз это было не так, зато десятый раз покрывал все с лихвой и потом годами радовал ее « знаковыми покупками». Вот так не особенный, не особенный, а потом раз и особенный день, и это хорошо… за тем она туда и ходила.

Сегодня по всему видно день был не особенный. Обойдя весь магазинчик на три раза, Надя ничего «своего» не нашла. Людей было мало. Продавщицы скучали. Над витринами летала большая как бомбовоз жужжащая муха. Она залетела в открытое окно и теперь никак не могла найти выхода из этого нагромождения шмотья, ношеной обуви, витрин с посудой и винтажной бижутерией. Уходить, почему то не хотелось. И Надя попросила показать ей довольно увесистые настенные часы « под серебро». Они были сплошь металлические, по краю шла довольно выразительная чеканка со сценами утиной охоты. Там были изображены собаки, дядьки в егерских шапках с пером и с ружьями. На обратной стороне часов было клеймо приличного немецкого завода и надпись «100 процентов цинк».