Сестрица Аленушка и братец Эл

– Аленушка! Не узнала что ли? Что молчишь?

Услышав знакомый голос, Алена впала в оцепенение.

– Это что, шутка? – пролепетала она в трубку.

– Да какая шутка? Это я, Эльдар! – не унимался наглец. – Ну давай по видеосвязи позвоню, убедишься!

– Вы не можете быть Эльдаром, потому что Эльдар умер! – прокричала Алена и сбросила звонок.

Когда мобильный вновь призывно завибрировал, Алена нажала на сброс и отключила телефон.

– Что за черт, – пробормотала она, трясущимися от волнения руками отыскивая в аптечке валерьянку. – И ведь голос-то похож…

Накапав в стакан воды добрую порцию успокаивающих капель, Алена осушила его несколькими крупными глотками, ослабевшими ногами прошаркала в детскую и поцеловала спящего Ваньку. Потом вернулась к себе, нырнула с головой под плед и закрыла глаза. Ее сердце никак не могло вернуться к нормальному ритму и грозилось выпрыгнуть из груди, а руки все не могли согреться. Зажав рот ледяными ладонями, Алена беззвучно заплакала. Через минуту плач перерос в рыдание, и чтобы не разбудить Ваньку, она уткнулась лицом в подушку и сильнее натянула на голову плед.

«Сестрица Аленушка…». Так ее называл только Эльдар. А она в отместку прозвала его Братец Эл. Они жили далеко друг от друга, но были очень близки – несмотря на то, что их совершенно безинтимное общение в принципе было лишено какой-либо романтики.

Они договорились встретиться в новом курортном сезоне. Без намека на сближение, сама вероятность которого не могла не будоражить, но пока еще находилась под обоюдно строгим контролем.

Их знакомству поспособствовал случай, который изначально вообще ничего приятного Алене не сулил – ей не дали отпуск летом.

– У нас реорганизация, – пробормотала начальница, уткнувшись в бумаги и даже не взглянув на Алену. – Если не очень дорожишь местом, то можешь хоть сейчас ехать. Никто не держит.

Алена и сама понимала, что никто не держит. От нее – разведенки, которая не вылезает из больничных – и подавно будут рады избавиться в первую очередь. Она набрала в легкие воздуха, чтобы призвать начальницу к совести: поплакаться, что ребенку нужно будет погреться на солнце, поесть фруктов, да и море осенью неизвестно какое будет – вдруг с погодой не повезет… Но так и не решилась, а набранный воздух был потрачен на грустный, еле слышный вздох.

– Ну, и правильно сделала, – сказала во время обеденного перерыва Аленина подруга и коллега Машка. – Горгона бы тебя за это раскатала: «Почему фирму должны волновать твои личные семейные дела? Здесь никому не интересно, поест твой ребенок фруктов или не поест. И, в конце концов, кто тебе мешает в Грецию или на Кипр слетать? Там климат осенью идеальный. Дался тебе этот Крым!»

Машка артистично хлопала ресницами, по очереди поправляла на висках изящные дужки воображаемых очков, и нарочито громко грассировала, произнося «Греция», «Кипр» и «Крым», и коверкала слова с буквой «л», которую их начальница тоже не выговаривала. Все это Машка делала так шумно и забавно, что на девушек стали оборачиваться обедающие за соседними столиками. Но Машка словно ничего не замечала. И когда в конце своего мини-перфоманса она выдала: «Дався тебе этот К-хххрррр-ым!», по небольшому залу кафешки пробежала смеховая волна. Прокатившись по столикам, она булькнула где-то возле барной стойки и стихла вместе со звоном бокала, который уронила зазевавшаяся барменша.