Грань безумия

Сердце дрожит в груди так сильно, что болит, и мои руки замирают, как и я сама.

Это опять происходит.

Знаю, что мне нужно двигаться, собрать вещи и покинуть место, где я провела всю свою жизнь, свой дом. Но не могу.

Я не могу заставить себя пошевелиться.

Сирена звучит не только на улице, по всему городу, но и в моей голове. Оглушительный вой разрывает тишину, которая, кажется, повисает здесь навсегда. Смотрю в окно, на серое, свинцовое небо, словно отражение моего собственного состояния. Кажется, будто мир замирает вместе со мной, в ожидании неминуемого удара.

Только тот, кто хоть раз пережил нечто подобное, может понять моё состояние сейчас.

В животе скручивается тугой узел, и к горлу подступает тошнота.

Я должна бежать, спрятаться, спастись. Но ноги предательски замирают, словно приросли к полу.

Воспоминания нахлынули волной: вот я маленькая бегаю по этому двору, вот первый велосипед, вот папа читает мне сказку на ночь… Мои друзья, с которыми я проводила своё детство, с которыми смеялась, плакала и жила… Да, их всего несколько, но всё же… Где они сейчас? Живы ли? В этих стенах столько тепла, столько любви, столько жизни. Как можно это оставить? Как можно всё это предать?

Звук сирены становится все громче и ближе.

Мой взгляд перемещается на собранный рюкзак на кровати, и я думаю о том, что вот она… Вся моя жизнь в нём. То, что удастся с собой забрать.

Глаза медленно перемещаются к тумбочке, на которой у меня творится полный бардак. Никогда не отличалась аккуратностью. Отцу одиночке было сложно воспитывать девочку, ведь к нам нужен определенный подход, как и к любому другому ребенку.

Смотрю на рамку с фотографией, пожалуй, единственную в этой комнате. Там изображена четырехлетняя я, папа и мама, которая ещё не бросила нас. Можно подумать, что семья на фото счастлива… Не знаю, был ли папа когда-то по-настоящему счастлив с моей мамой, ведь он крайне редко говорил о ней, сколько бы я не спрашивала. Кажется, даже после стольких лет ему всё равно больно, что она тогда так поступила. Предала и бросила. Хорошо, что я была маленькой и почти не помню её.

Протягиваю руку и забираю это фото, убирая к себе в рюкзак. Хочу, чтобы это осталось со мной.

Слышу позади быстрые шаги и оглядываюсь, видя на пороге своего папу с винтовкой в руках и ещё большим рюкзаком, чем у меня.

– Собралась? – один единственный вопрос, который едва слышен из-за сирены.

– Да, – отвечаю я, когда чувствую сухость во рту, хотя только недавно пила воду.

– Тогда идем. Нельзя задерживаться ни на секунду.

Я киваю, потому что иного выхода не остается, и застегиваю молнию на рюкзаке, чтобы после взять его и надеть на плечи. Выхожу из комнаты, не оглядываясь, потому что тогда могу заплакать, а просто следую за папой по деревянным ступенькам нашего простого, но уютного дома, спускаясь вниз, на первый этаж.

Взгляд то и дело блуждает по обстановке, и я стараюсь запомнить каждую крошечную деталь, понимая, что никогда больше не вернусь сюда.

Смотрю на частично увядшую одинокую розу и заставляю себя отвернуться.

Всё это останется лишь в моих воспоминаниях.

Когда мы подходим к входной двери, то папа останавливается и бросает на меня очередной тревожный взгляд.

Я хочу заверить его, что всё будет хорошо, что мы справимся, чтобы он не переживал,