Филоктет на Лемносе. Персидское зеркало

Жанр: Современная зарубежная литература / Историческая литература

Автор

Страниц

240

Год

2019

Романы Миомира Петровича, которые представлены под одной обложкой, удивительны тем, что привлекают внимание читателей к двум совершенно разным эпохам. Один роман рассказывает о Троянской войне, а другой – о событиях конца XX века. Однако они объединены общей темой – поиском собственной идентичности в суровых реалиях жизни, что является всегда актуальным. Главный герой первого романа, Филоктет, не видит в античном мире только красоты, он сталкивается с жестокостью и грязью бессмысленной войны. Он пытается уклониться от этого, но безуспешно, так же, как и герой второго романа, Милош Зурбаран, не может избежать насилия в наше время в романе "Персидское зеркало". Эти два романа, несмотря на различные эпохи, связаны не только судьбами героев, но и "горячей линией", которая продолжается на протяжении многих тысячелетий, объединяя Балканский полуостров, Средиземноморье, Малую Азию, Закавказье и Персию. "Филоктет на Лемносе" обращается к древнему мифу, взгляд на который трактуется совершенно иначе, связывая его с современностью. В то время как "Персидское зеркало" показывает, как бессмысленными оказываются попытки сбежать из современности в глубины древней истории, которая сама по себе наполовину миф.

Читать бесплатно онлайн Филоктет на Лемносе. Персидское зеркало - Миомир Петрович

MIOMIR PETROVIĆ

HEAUTONTIMOROUMENOS

roman

PERSIJSKO OGLEDALO

roman-arabeska

Перевод книги осуществлен при финансовой поддержке Перевод книги осуществлен при финансовой поддержке Министерства культуры и информации Республики Сербия Министерства культуры и информации Республики Сербия

Филоктет на Лемносе

роман

1 часть

Самомучитель

Вот и омытый морем дикий Лемнос —
Безлюдная, пустынная земля.
Здесь, о Неоптолем, дитя Ахилла,
Храбрейшего из греков, мной когда-то
Оставлен был мелиец, сын Пеанта,
С больною, загноившейся ногой —
Начальствующих был на то приказ:
При нем свершать уж не могли мы с миром
Ни жертв, ни возлияний – так вопил он
На весь военный стан, стонал и беды
Наплакивал…
(Софокл «Филоктет»)[1]

Я еще в детстве догадывался, что нам никогда в них не жить; мы носимся по неизвестным просторам, как Синдбад на огромной рыбе, или летаем промеж крыльев злого духа, пока их не опалит Аллах. И мы никак не можем спрыгнуть, это выше наших сил. Нас запустили на орбиту, выстрелили, как снаряд, но ведь человек жил так не всегда.
В чем смысл и где цель этого ужасного полета?..
Пространство, которое пугает вас, всегда одно и то же, и оно равно той черепной коробке, в которую заключен ваш мозг.
(Эрнст Юнгер «Гелиополис)[2]

I

Касаясь кончиками пальцев, этими мелкими кожистыми петельками и завитками, на которых прочитывалось все прежнее время, прожитое ими, а вместе с тем и все будущие времена, которые ощутят, переживут и сохранят кожа и фигура перстовладельца, итак, почти касаясь ими самого яда, неподдельного, но одновременно и невидимого, заключенного в наконечнике одной из Геракловых смертоносных стрел, Филоктет не мог не спросить себя, а не есть ли рана под коленом его правой ноги тоже всего лишь иллюзия, сотворенная или воссозданная воображением под влиянием им самим придуманной ядовитости этого оружия, не видимой, но все еще ощущаемой, прозрачной, примерещившейся и несуществующей, в отличие от жизни.

Утро не спеша поднималось над Лемносом, намереваясь воцариться, пока еще вяло и нерешительно, слишком облачное, и потому его можно было назвать утром лишь с некоторой натяжкой, но вместе с тем уже беременное неким иллюзорным оптимизмом, некой облачной ясностью, которая указывала на то, что речь идет все-таки об утре, а не о каком-то другом времени суток, со всеми присущими ему волнами прохлады и соленого морского ветра, что с незапамятных времен сопутствовал каждому восходу нового дня на этом пасмурном куске забытой суши.

Филоктет равнодушно посмотрел в пучину, потом перевел взгляд на южный берег острова, одновременно опуская его все ниже и ниже, к ладони и кончикам пальцев, ласкающих отравленное острие, словно они несколько по-детски заигрывают со смазкой на стальном лице стрелы, словно провоцируют ее ядовитость на укус, чтобы она цапнула указательный палец правой руки, после чего, совершенно определенно, после нескольких коротких судорожных подергиваний, импульсивно следующих от кончиков пальца к лопатке, почти мгновенно наступила бы смерть. Смерть как отягченный судорогой переход из одной формы самосознания и самоощущения в другую, переход, возможно, не такой уж и нежелательный.

Продолжить чтение

Вам может понравиться: