Муравей

– Говори, как велено. Говори, как «правильно». Все равно картины устроили побег и не будут тебя слушать. Им грустно. Ты больше не искусство ~

Я обожаю их, и нет людей дороже

На свете для меня.

Я обожаю их.

Они, как солнце оберегает небо от дождя,

Так же берегут меня.

Все мои мысли, цели и надежды

Принимают, помогут мне их воплотить,

Подарят крылья,

Чтобы я могла творить.

Я повторяю свой вопрос:

Куда уходит это время.

Зачем мы строим села гнезд,

О разрушении жалея?

Когда закончится вода на этой голубой планете,

Зачем нужны будут тогда все помыслы о чистом свете?

И что останется от нас?

Что будут помнить наши внуки?

Останутся ли в памяти цвет глаз

Моих и горечь от разлуки?

Лишь миг нам дан, одно мгновенье,

Как взмах у бабочки крыла.

Поймем, поймем ли, что смысл творенья в том,

Чтоб жизнь всегда была?

Солнце за горизонт ушло,

Синяя краска – над головою.

Я ею нарисую птичий клин,

Но не забуду про былое.

И с глаз остатки дня водою смою.

Мечты спускаются со звездных к нам долин.

Чтоб раскрывать все тайны, как оказалось, нет причин.

Быстрое движенье дня.

Провода, машины, люди.

А по вечерам, маня,

Открывают двери клубы.

Вниз опущены глаза,

Человек не здесь, не в мире.

На вопросы «Как дела?»

Лишь кивнет в плену квартиры.

Развиваются машины,

Вырастают города,

Усложняются картины,

Умертвляется душа.

«Я куплю, и я продам.

И неважно даже что.

Если деньги у меня, это очень хорошо.

Не нужны мне ни искусство, ни тепло родной души».

«Здравствуй, мама! Как дела? –

Хорошо,родная! У тебя же как дела, милая, не знаю! –

У меня все хорошо».

Вот и весь их разговор,

Полный понимания.

Ведь у каждой в Интернет есть

Зайти желание.

Так живут новейшие люди,

На небо вовсе не смотря.

Ну а я так не хочу.

И принять, увы ли, к счастью, не смогу.

Потому идите мимо.

Все мы когда-то канем в лету.

И будут ли нас вспоминать?

А если даже будут, то как часто?

Какими мыслями нас будут воскрешать?

Допустим, правнуки мои

Однажды вспомнят,

Что вот была на свете я.

В их понимании я навсегда останусь старой,

Бабулей Шурой, по правде говоря.

И не подумают малые,

Что я пишу все это,

И мне семнадцать лет!

На то они и молодые:

Считать, что только им на долю

Выпал жизни цвет.

Но знайте же, мои любимые потомки,

Что я сейчас такая же, как вы:

Столовой ложкой ем варенье звонко

И пожинаю милой юности плоды!

Я владею словом…

Бред!

Слово мной владеет!

Я вожу только рукой,

Оно ж мотив навеет.

Я пишу,

Оно творит,

Мучает ночами,

А потом благоволит рифмами, строками.

Я молчу -

Оно твердит,

Ручку открывает,

Точной быть мне не велит,

Смысл свой скрывает.

Точной быть в делах таких –

Глупость, нечего морочить.

Все равно поймут все те,

Кто понять захочет…

Деревья, луг и сенокос,

На платьях клетка, медь волос

И песни зятяжные, грустные, но о любви,

Монисто, фартуки, на головах платки,

Начало Камы с крохотного родника,

Частичка Питера – собора Невского колокола,

Гора немая, куда забрёл однажды юноша,

Чтоб вновь заговорить

И мужем стать для дочки мельника,

Её всегда любить;

Шаркана изумрудные холмы,

Где проживают Тол Бабай и Лымыны́л;

Два родника – с живой и мёртвою водой

(Не бойся:

Мёртвый заживляет раны,

А силы придаёт Святой);

Повсюду музыка, благословенная Петром,

Родившимся и выросшим так близко с Воткинским прудом;

Родной язык с любовью к звуку «О»;