Кинжал

В это лето старший брат Асламбек спрятал её в высокой башне. Но для меня это не преграда, я готов залезть, куда угодно, мне бы только знать: хочет она меня видеть или нет. И вот сегодня мне её прислуга принесла весточку. В записке было всего два слова; наверное, любимая очень спешила, потому что охрана зорко следила за прислугой, которая приносила ей еду. Затворница успела написать всего два слова: «Сегодня утром!» «Наконец», – подумал я. Сунул в руку прислуге золотой, вскочил на коня, и мой Вороной понёс меня, счастливого и окрылённого, по горной дороге куда глаза глядят.

До утра было ещё далеко, и я предвкушал всё, что моя фантазия позволяла мне представить. Весь день я тщательно готовил всякие приспособления, чтобы забраться по отвесной стене на высокую башню. И вот настала полночь, охрана сменилась, вино, которое случайно, как думали стражники, им досталось, сделало своё дело, и сон сморил их. Я с нетерпением ждал рассвета, когда первый гимн солнцу пропоёт петух… И вот раздался долгожданный сигнал. Светает… Скоро первые лучи солнца коснутся вершин гор, надо спешить.

Ещё темно. Я в засаде. От восторга тихонько запел:

– Я знаю, ты спишь. У тебя самый сон. Я снюсь тебе. Ты одна в высокой башне. Я лезу через окно к тебе. Тебе страшно, ты ждёшь меня с нетерпением. От меня идёт энергия и тепло. Ты в высокой башне, тебе прохладно. Но скоро я буду рядом…

Не успел я пропеть, как второй петух пропел свою песню. «Всё! Пора!» – решил я и начал штурм башни на пути к своей любимой. Я взбирался легко, меня нёс на крыльях любви сам Лель (бог любви и любовной страсти в русской мифологии). Вот последние метры до окна, наконец, я в довольно большой, уютной комнатке, скорей, келье, устеленной большими овечьими шкурами поверх соломы. Видно, что она ещё спит, немного раскинув руки. Под мягкой овчиной было видно её очаровательное юное тело.

Я медленно подошёл к ней и замер, не решаясь дотронуться. Я очарован её видом, но медлю. Так я стоял, как зачарованный, не решаясь даже пошевелиться. Глаза дорисовывают то, что не видно из-под овчины. Вдруг её рука слегка шевельнулась, медленно потянулась ко мне, дотронулась до моей ноги, потянулась к поясу, взялась за кинжал, вытащила его из ножен и положила между нами. Я понял: это старинный обычай, он древний и строго соблюдается испокон веков.

Я обрадовался и загрустил одновременно: значит, она ещё ребёнок. Если я её трону, если я нарушу этот обычай, меня ждёт смерть. Можно делать всё, кроме одного, самого главного, от чего могут быть и дети… Но я знаю, что это значит, и делать можно всё, только не грубо и без насилия. Я ощутил, как она дрожит, как ей холодно. Сняв с себя тёплую бурку, медленно накрыл её. Моё тело всё горело. Жар пылал во мне, будто в жерле вулкана, из которого так и льётся пылающая лава.

Моё оцепенение прервала её рука. Она появилась из-под бурки и медленно дотронулась до моей ладони, притянула её к себе, положила себе на грудь. Я сквозь бурку чувствовал, что моя рука была намного горячее тела. Не могу передать, что случилось со мной, я боялся даже пошевелиться, чтобы не испугать её. Нежно трогая её, был настолько счастлив, что если бы больше ничего не было, я бы этот момент вспоминал всю жизнь!