Юность волшебника

ГЛАВА 1 - Интродукция
Поезд Астрахань – Волгоград считался поездом местного значения и поэтому останавливался у каждого телеграфного столба, не считая таких железнодорожных узлов, где наличествовал домик станционного смотрителя и пара кошар. На этом фоне станция «Харабали» выглядела сущим мегаполисом, и он там стоял целых десять минут. Вполне достаточно, чтобы разношерстная орава заполнявших вагон якобы студентов, галдя, вывалилась на выщербленный бетон перрона. Орава явно не была приучена к порядку и дисциплине и напрасно вновь назначенные старосты групп, потоков и факультетов орали, призывая не расходиться. Тут нужны были армейские сержанты, каковых в наличии не было, поэтому народ сразу стал расходиться. Часть ломанулась в местный вокзальчик в поисках буфета. Эти явно были иногородние из общежития. Остальные, домашние мальчики и девочки, отойдя к стене того же вокзальчика, принялись извлекать из сумок домашнюю снедь, словно и не сидели до этого четыре часа в поезде, где, кроме как есть, заняться было абсолютно нечем.
Вот Сашка в поезде занимался как раз тем, чем надо, не принимая участия в совершенно непонятных ему пустых разговорах. Впрочем, может быть, для их участников они были и не пустыми, а вовсе даже наполнены каким-то содержанием, но это содержание Сашке было непонятно. Например, в его секции ехали бывшие ученики какой-то школы в центре города. Школа считалась элитной и с каким-то там уклоном. Куда они уклонялись, было не совсем ясно, как и то почему они поступали в отраслевой институт, а не пытали счастья в столицах, чтобы продолжать уклоняться дальше. Но вообще-то это было их дело, и они своим галдежом Сашке не особенно мешали. Он сидел в уголке у окна, прикрывшись томом Ландберга «60 семейств Америки», нацепив для пущей важности на нос очки с простыми стеклами в тонкой металлической оправе, и с удовольствием поедал извлекаемые из пакета материны пирожки с картошкой и с капустой.
Борьки, к сожалению, в вагоне не было, и перекинуться словом было не с кем. Да и с Борькой, если подумать, общих тем как-то не находилось кроме, пожалуй, двух школьных лет, которых Сашка предпочитал не касаться. В отличие от Сашки, ставшего типичным горожанином и даже заводским рабочим, Борьку занесло в какое-то дальнее село, где он целый год преподавал малолетним оболтусам русский язык. Он, скорее всего, из-за этого и не поехал, потому что процедура увольнения у него предполагалась сложная с мотанием между селом и райцентром.
Стриженая девушка Татка мелькнула где-то при посадке, но к Сашке не подошла, а он и не навязывался. Татка после последнего экзамена Сашки стала сторониться. Она, конечно, когда всё кончилось, подошла и искренне поблагодарила (Сашка очень надеялся, что искренне), но потом держалась отчужденно и при встречах после приветствия сразу опускала глаза и уходила. Разбираться в сложившейся ситуации и как-то ее разруливать Сашка не собирался и со спокойной душой пустил дело на самотек, который всегда куда-нибудь да притекал.
Когда, наконец, приехали, Сашка благополучно доел материны пирожки, пожалев, что их слишком мало, и теперь, вняв гласу старосты, подпирал стену вокзальчика и лениво цедил из бутылки холодную минералку. Наконец, в группе, состоящей из старост, комиссара отряда и других примазавшихся деятелей, произошло шевеление. Шевеление стало энергичней, послышались возгласы и наконец, кто-то огласил приказ разбираться по группам. Номер своей группы Сашка знал, а вот тех, кто в ней состоит – нет. Зато он знал в лицо старосту и, рассудив, что где староста там и группа, подхватил свою сумку и пошел к нему, стоящему в стороне. Тот, кто выбирал старост групп, неизвестно как с остальными, а с этой не прогадал. Костя отслужил срочную в Германии, демобилизовался в звании ефрейтора и прекрасно знал, как управляться с этим сборищем невоспитанных гражданских лиц. Он еще раз рявкнул в пространство: