Неизвестные города

Нико хотел сделать из записей, помещенных в вторую книгу, подкаст, радиопередачу, дополняющую его «Неизвестные города», как ветви того же дерева. Но качество записей не позволило смонтировать из них передачу: на заднем плане то шуршат колеса, то свистит ветер, то лают собаки, заглушая его голос.

Все, что осталось, превратилось в предисловие к несуществующей книге, классический борхесовский ход. Я решил объединить оба текста под «одной обложкой», хотя, на поверхностный взгляд, они никак не связаны: ретроспектива диалогов о времени, памяти, энергии с одной стороны, и биография некоего вымышленного автора с другой.

В феврале я нанялся на корабль, плывущий из Кейптауна в Монтевидео. Несмотря на то, что у меня есть паспорт моряка, моя роль на корабле была формальной, я проводил много времени в каюте. Я плыл в Южную Америку, чтобы навестить тех же людей, что и семь лет назад, во время прошлого путешествия по югу Аргентины и Чили. Эти люди были добры ко мне.

В тот вечер я ночевал у моего друга Матиаса. Мы пили мате с ним и его девушкой, как вдруг он сказал, что скоро придет его знакомый, напарник, с которым они изучают ледники. Я был заинтригован, так как это был Петро Скварка, легендарная личность. Ему уже было за восемьдесят лет, но он, наравне с моим другом, высоким атлетом, забирался на ледники в Антарктике.

Встреча с гляциологом оказалась, тем не менее, неловкой. Матиас жил за городом, в небольшом частном доме. Я вышел встретить Петро, но тот холодно взглянул на мою протянутую руку, попросил отойти и помочь ему отодвинуть горшки с цветами с крыльца, чтобы он мог поставить свой велосипед, на котором приехал. После того, как я помог ему с этим, он представился и спросил мое имя.

Услышав акцент, Петро поинтересовался, владею ли я церковнославянским языком, отдаленно напоминающим его родной словенский. Несмотря на то, что я изучал основы языка в университете, знаний о нем почти не осталось, и я ответил что нет, и вновь получил тот же ледяной взгляд. Я почувствовал себя ненужным. Через некоторое время я убедил себя, что его резкость вызвана тем, что Петро устал в дороге. Несколько лет понадобилось мне для того, чтобы понять: так проявлялись не личностные качества, а свойства человека, что много времени провел со льдом.

Тем вечером мы пили мате вчетвером. Было нелегко уследить за их быстрым испанским, поэтому почти все время я молча заваривал и наливал мате. Не знаю, навыку ли матейро я обязан тем, что Петро Скварка в конце вечера попрощался со мной и с мягкой улыбкой пригласил навестить его как-нибудь.

Так началось знакомство, которое переросло в долгие вечерние беседы. Но тогда я не осмыслил их как следует. Я был одержим журналистикой, карьерой и стремился редактировать свои тексты так, чтобы вырезать из них все лишнее. Казалось, в этих диалогах нет пользы, они непонятны, их не опубликуют популярные на тот момент тревел-издания (в настоящее время почти все они закрылись и обанкротились).

По-настоящему осмыслять их я стал сильно позже, когда приехал в Перу. Ведомый романтическими представлениями об этой стране, я посетил Арекипу, но был настолько не готов ни к высоте, ни к загазованному воздуху, ни к шуму и суете на его улицах, что практически не выходил в город: из метро прыгал в отель, из отеля в метро и ехал до старбакса в центре. Целых две недели я провел в таком режиме до следующего самолета.