Ворота во тьму. Часть 1

Ботаничка

1

Возвращение в электричке постепенно превращалось в ознобную тягомотину. Атмосфера вагона после долгого ожидания на ветерке сначала показалась теплой и удушливо-вонючей. Но очень скоро выяснилось, что вонь, как была, так и есть, а тепло – кажущее.

Кассирша замкнула станционный павильончик ровно в семнадцать ноль-ноль. Она же – буфетчица. Она же – самоглавнейший начальник полустанка. На возражения и просьбы повременить и не гнать людей на мороз, сдобная баба в пуховом платке молча ткнула варежкой в расписание. Ближайшая, она же последняя электричка должна была проследовать через двадцать минут. Типа – нифига вам не сделается, потерпите.

Дедок в тяжелой овчиной дохе безропотно затрюхал на платформу. Толстая тетка в пуховике и прилизанной с одного боку норковой шапке громко высказала претензию к законности действий кассирши, за что была послана по известному адресу. Мимоходом послана. Без особой злобности. Кассирша на здешнем обитаемом кусочке пространства чувствовала себя чуть пониже президента, чуть повыше премьер-министра. Похожая на голубого бегемота баба ее скорее забавляла. Остальной люд вообще не вызывал никаких эмоций, кроме одной тощей сучки в дубленке.

Мимо Анны мадам Железнодорожный Транспорт протопала весьма демонстративно. Два подбородка возмущенно вздрагивали, третий распирал ворот пальто: «Понаехали тут!»

Чем она их так всю жизнь раздражает? Этих, которые на билетах, пропусках, стойках и прочих турникетах? Тем, что никогда ничего у них не просит?

Го-о-ордая! На морозе будет колотиться, а не поклонится. Сука! Ну и мерзни.

За углом станционного домика бушевал такой жестокий сквозняк, что Анна быстро вернулась под прикрытие стены. И чего, собственно, совалась? Стой себе, не растрясай утлое тепло, благо, до электрички осталось пятнадцать, нет уже двенадцать минут.

Анна на сколько возможно натянула рукава свитера на тоненькие перчатки. Когда утром выезжала по истеричному звонку бабкиной соседки из города, красная спиртовая ниточка в термометре уютно замерла на минус пяти. Еще не холодно, и уже не слякотно – температура полного зимнего комфорта. За день мороз набрал обороты, захрустел снегом, заострил, похожие на осколки льда звезды.

Кто сказал: «Что с нами рядом смежность иных Миров, что там края, где тоже есть любовь и нежность…»? Нет в галактике ни любви, ни тепла. Там, как и тут холод, тьма и злая баба, отравившая собой все обозримое пространство.

Рядом притопывал несерьезными ботиночками еще один участник вокзального перфоманса – высокий мужчина в короткой куртке. Лицо он замотал шарфом до глаз. Под капюшоном угадывалось отсутствие шапки.

Прическу, отданную морозу в бестребное пользование, один знакомый называл когда-то шапкой менингиткой. Дело давнее, но она помнила. Она вообще его хорошо помнила. Валерик был прелесть и большой выдумщик; звонил ей по десять раз за вечер, все беспокоился, где она, как она, ела ли, когда легла спать; сказал однажды, что она потрясающе нестандартна, что она наделена таким количеством нежности, что на троих бы хватило, что она обладает великолепной остротой восприятия.

А женился через полгода на невысокой, крепенькой, похожей на тумбочку девице с другого факультета, и не преминул пригласить Анну на свадьбу – явился с друзьями и с пошленькой открыткой в руках. Эскорт она выставила, а следом и бывшему герою указала, куда идти.