Транквилин (сборник) - Михаил Однобибл, Вероника Юрьевна Кунгурцева

Транквилин (сборник)

В этот увлекательный сборник включены две захватывающие повести и два захватывающих рассказа, которые объединены одной общей темой — описанием любви с мужской и женской точек зрения. Независимо от того, является ли это романтическим "Садом", радикальным "Транквилином", парадоксальной "Колонией" или почти документальными "Двумя монастырями", каждое произведение в сборнике рассказывает о любви на свой уникальный и захватывающий способ.

В повести "Сад", автор искусно и самобытно переводит символику природы на язык нашего современного быта, демонстрируя нам иногда даже брутальные реалии. Этот прекрасный пример профессиональной прозы возвращает нас к самым базовым и знакомым человеческим чувствам.

Рассказ "Транквилин" — это яркий образец игровой и модернистской прозы. В нем автор экспериментирует со своим стилем, подчеркивая эмоциональность и эстетическую ценность истории. Этот рассказ привлекает внимание своей оригинальностью и непредсказуемостью.

"Колония" — это не просто антиутопия, хотя на первый взгляд может показаться такой. Возможно, это наше субъективное восприятие окружающей нас действительности, которую автор исследует и анализирует через призму любви. Это произведение заставляет задуматься о наших ценностях и нормах, перекрывая границы между реальностью и вымыслом.

Этот сборник, созданный талантливым писателем Александром Рекемчуком, является важным вкладом в современную литературу. Он заставляет нас задуматься, переживать и размышлять о глубоких человеческих чувствах, которые формируют нашу жизнь. Эти произведения не только уникальны и захватывающи, но и вызывают желание вернуться к ним снова и снова, чтобы открыть новые слои истины.

Читать бесплатно онлайн Транквилин (сборник) - Михаил Однобибл, Вероника Юрьевна Кунгурцева

© Однобибл М., Кунгурцева В., 2019

© ИД «Городец», 2019

* * *

Сад

1

Сон был тяжелым. Она сразу перебралась на соседнюю кровать и легла так, чтоб перед глазами была стена – не окно. Думала, не заснет, и не хотела спать, хотела дождаться первого света, чтоб успеть привести себя в порядок, боялась, что он проснется раньше и застигнет ее спящей – некрасивой; она знала, что некрасива, совсем уж некрасива, когда спит. Кровати (железные, с панцирными сетками, с длинными ножками на блестящих колесиках, со спинками, как окна, сквозь которые можно смотреть друг на друга) стояли под прямым углом одна к другой – шаг был между ними, шаг, равный окну; над его ногами висела расхлябанная книжная полка с растрепанными томами, со стопкой выкроек, вырванных из журналов, над ее – слишком большая для такой комнаты картина, вправленная в витую бронзовую раму с изображением ренессансного пейзажа (откуда она взялась, никто не знал). Лица его она не видела, бугор туловища под одеялом – спиной к ней. «Куда ты…» – сказал он, когда она выбиралась из тепла. «Зачем ты?» – сказал еще. Она дождалась, чтобы он заснул, – и только тут напряжение, как лед, сковывавшее всю ее, раскололось, она вздохнула свободно, с облегчением, но думать еще не могла.

И заснула, и во сне барахталась в холодной тьме среди обломков стремительных льдин.

Проснулась от ужаса – давно уже было светло, увидела его, спящего: лицо светлеет за серебристой решеткой кровати, поднимет голову – увидит ее… Попыталась встать, чтоб не скрипнуть сеткой, но ничего не получилось… Он вздохнул во сне, зачмокал губами – она замерла, босая, на полу: глаза его были закрыты – нырнула поскорее в спасительный кокон халата, села к окну.

Закинула шторку из тюля за спину – стекала по спине, как фата. Она этого не видела.

На подоконнике в разноцветном беспорядке: банки, баночки, тюбики – с кремом, тушью, помадой, пудрой, – всё наполовину использованное, затасканное, без крышек и крышечек, посередине – круглое, неустойчивое зеркальце; прислонила его к стакану с мутной водицей и занялась своим лицом.

Неудобно пригнувшись, она видела бледное лицо в зеркальце и не видела побледневшего окна, да и лицо она видела постольку-поскольку, вся обратившись в слух и заплечное зрение.

Она поняла: не успела – кровать длинно заскрипела (глаза в зеркале сделали стойку).

Она слышала, как он спускал на пол ноги, искал одежду, наигранно удивляясь: «И куда всё запропастилось…» – одевался, потом подошел к ней, положил на ее согнутую спину руки; новый, не стиранный еще тюль колол его ладони; она была точно в кольчуге – в кольчуге из тюля.

– Ты встала уже?

Она кивнула два раза, размеренно, как «тик-так».

Руки попытались повернуть ее к себе – она уперлась ступнями в плинтус, как в педали машины (уехать бы, исчезнуть бы). Руки сдались. Он, растерянный, стоял за ее спиной.

– Мне уйти?

Она нагнула голову, поправляя соскальзывавшее зеркало, и через мгновение тишины услышала, как он уходит.

Он прошел мимо окна, не повернув головы. Подбородок ее дрогнул, углы губ растянулись – она покачала головой и зевнула.

Пятно окна долго не прояснялось; она глядела в него, как в твердь зеркала, в зеркале отражалась прошлая ночь.

Он пришел попросить дров. Он снял домик – да, та развалюха по дороге к водопаду; нет, он за нее ничего не платит – смешно было бы; да ему и нечем, жил у знакомых в городе – подыскивал варианты, здесь хорошо, то, что ему нужно: горы, природа, никто его не знает, он, собственно, затем и ехал из Москвы – полного одиночества захотелось, устал, устал, устал от всего. Сколько дров нужно? Ну, хотя бы на день, погода была прекрасная, а тут такое началось – не успел запастись дровами, сидит теперь у себя в берлоге, зубами лязгает – плохо, когда холодно… А она одна живет? И не страшно?.. Дом, считай, в лесу стоит, шакалы рыдают, на улице черт-те что… Ах, ружьё… Это, конечно, – с ружьем легко жить на свете. А как ее зовут? Надя? Почему же так недовольно, разве имя ее – тайна? А он Семён.