Город поющих мостов

Лёгкое жемчужное облачко скользнуло мимо окна Дома и поплыло дальше на восток. Лунный мальчик проворно смотал свою удочку, вскочил на краешек облака и поехал на нём куда-то, куда никогда не попадёшь, если не умеешь сидеть на луне и ловить звезды на мормышку. Кай помахал мальчику рукой, стащил с подоконника сонного Чешира и закрыл окно.

Дом встречал закат и готовился к ночи. Уютно поскрипывал деревянными резными ставнями, звенел каминной решёткой, заворачивался поудобнее в плети дикого винограда, захватившего ставни и крышу в свой зелёный плен. Кай, пригладив у зеркала упрямые каштановые вихры, не спеша обходил комнаты, желал им спокойной ночи и прислушивался к вечерним мелодиям, которые напевали живущие в доме инструменты. У каждой комнаты была своя музыка. На кухне тихонько бормотала лютня, у парадного входа рассыпался бисерными напевами клавесин (заменявший Дому дверной звонок), а с чердака доносились приглушённые, торжественно-мрачные звуки органа. С возрастом тот становился по-стариковски ворчливым и хулиганистым: обожал будить по ночам резкими нотами какой-нибудь фуги и вечно жаловался, что его редко протирают. Впрочем, Кай любил старика и иногда, надев свой лучший цилиндр и бархатный камзол, поднимался на чердак и играл мелодии, услышанные им где-то в чужих мирах, в походах по недописанным сказкам. Орган тогда хрипло мурчал под пальцами мальчика, как большой кот, и обещал когда-нибудь сыграть хозяину Вечную песню любви и разлуки. Ту самую песню, которую все слышали в детстве, а потом забыли о ней. Но иногда ночью вдруг проснешься, и какое-то смутное чувство заставляет искать в памяти эту мелодию. Искать, понимая, что всё равно не найдёшь, и долго-долго стоять у окна и пить остывший чай, смотря на утреннюю хмарь…По крайней мере, так объяснял орган мальчику, а тот был слишком деликатен, чтобы спросить, что такое "хмарь" и откуда конструкция из дерева и металла знает вкус остывшего чая.

Впрочем, и без Вечной песни в Доме было достаточно грустных мелодий. Они хранились в спальне, в старинной музыкальной шкатулке с маленькой печальной Балериной на крышке. Балерина походила на кувшинку в пуантах и под любую мелодию, которую затевала играть шкатулка, танцевала партию Умирающего лебедя. Каждую ночь Балерина спускалась из окна по плетям винограда и уходила куда-то до утра. Библиотекарь как-то сказал Каю, что она спешит к своему Стойкому оловянному солдатику и нужно уважать их чувства, ведь «эти влюблённые уже так много пережили. И вообще – некоторые Сказочники совсем не щадят своих героев». Последнюю фразу Библиотекарь пробурчал тихо и с явной укоризной и, как обычно, не стал ничего объяснять. Кай давно уже привык к такому стилю общения и вопросов не задавал. Впрочем, своих соседей по Дому мальчик и так ни в чём не ограничивал. Он вообще редко задумывался, куда те ходят и откуда, собственно, изначально пришли. Предметы, животные и сказочные герои просто вдруг возникали, как будто прорастали, в Доме, а некоторые уже жили в нём, когда появился Кай. Как он сам очутился в Доме, мальчик не помнил и вполне допускал, что был здесь с самого начала своей собственной сказки. В Городе, где живут сказочные персонажи, подобные вопросы вообще возникают редко, ведь история может начинаться вовсе не с рождения главного героя, а с туманного "жили-были". Видимо, его история начиналась именно здесь. У камина в гостиной тихо посапывал дракончик Людвиг – идеальное домашнее животное для тех, кто вечно забывает купить огниво или спички. Этот огнедыщащий комок мышц когда-то прилетел на крышу Дома из сказки, где (по его собственному выражению) было слишком много драконов. Представился Людвигом, сожрал ведро живых цыплят и остался у Кая насовсем. Больше всего хитрого дракона покорило волшебное Окошечко на кухне, через которое жителям Дома ежедневно подавалась еда. Пища появлялась на резном деревянном подоконнике строго к завтраку, обеду и ужину, при этом само Окошечко неизменно оставалось закрытым. Вероятно, это была обычная дыра в реальности, очень удобно выходящая в какую-то паравселенную с целой кучей еды и поваров. Кай любил поворчать по поводу оконного меню, так как на завтрак всегда выдавалась каша, а котлеты зачастую были приготовлены непонятно из кого. Вот и сейчас, проходя мимо и почувствовав какой-то дымный запах теста, мальчик не удержался от комментария. "Оладушки у вас пригорают!" – мстительно крикнул Кай в Окошечко и тут же пожалел об этом. Пищеподавательное устройство было злопамятным – например, каким-то непостижимым образом узнавало, что обед так и не доеден, и могло на ужин подать один шпинат. А Кай, как ни крути, нёс ответственность за питание себя, кота и дракона. Очень уж не хотелось бегать за завтраками в Пряничный дом на углу: ведь всему Городу известно, что его хозяйка, фрау Петерсон – ведьма. Библиотекарь при встрече с этой милой старушкой всегда вежливо здоровался. А потом ехидно шептал на ухо Каю, что бабуля – Божий одуванчик давно сидит на пряничной диете, так как мальчишки в Городе просто не в её вкусе – слишком тощие.