От желания уйти до желания остаться

Усталые и опухшие глаза быстро привыкли к полумраку, они полюбили его.

Тело Бернардо растеклось в кресле. Ни одна его конечность больше не могла пошевелиться, словно весила целую тонну. Камин мирно потрескивал и убаюкивал не знающую сна голову, тепло огня нежно припекало щиколотку справа, а светляки, рождающиеся из пламени, устремлялись ввысь к бескрайним потолкам холла, нависших на колоннах-титанах, но в одно мгновение таяли в гуще мрака, словно метеоры. Такой была и надежда Бернардо – на ощупь и на цвет. Она медленно превращалась в бесцветную субстанцию.

Мысли в бедной голове мужчины беспорядочно играли в гольф, и ничто не могло выдать этой бешеной гонки внутри – свирепого урагана, взрывающего белое вещество и размазывающего его по черепной коробке.

Глаза. Они были неподвижны и безжизненны.

– Бернардо! – раздался издалека надрывный женский голос.

Он вздрогнул.

– Бернардо, кто-то посмел отключить его! – голос женщины был на пределе своих возможностей и приближался к холлу.

Жена Бернардо, словно обезумев, тараторила себе под нос невнятные слова: ее сухие губы застыли приоткрытыми, и лишь язык хаотично метался от неба к нижней челюсти.

– Не горит… Не горит…

Бернардо с усилием поднялся с кресла и в полумраке разглядел свою жену Агнессу. Ее лицо оцепенело на безликих окнах, выходящих в сад.

– Все хорошо, милая. Я сейчас же дам распоряжение, и освещение во дворе вновь зажгут. Это какое-то недоразумение… – вздохнул Бернардо и спрятал в своих объятиях Агнессу, которая больше не могла сдерживать слёз. – Бьянка! Подойди.

В соседнем зале послышался стук каблуков. Служанка с короткой стрижкой в тщательно выглаженном голубом фартуке спешила на зов работодателя и наспех вытирала мокрые пальцы о салфетку.

– Вы меня звали, синьор Марино?

– Звал. Фонари в саду. – грозно кивнул он сторону окна. – Кто их отключил?

Бьянка растерялась и нахмурила тонкие брови, прорисованные черным карандашом.

– Я… Уже поздно, и я решила погасить свет.

Агнесса вырвалась из объятий Бернардо и коршуном замахала руками:

– Никогда! Никогда не смей его отключать! Слышишь?

– Тише, тише, милая. Присядь. – успокоил жену Бернардо и помог сесть.

Бьянка проглотила ком и с ужасом ожидала своего увольнения.

– Простите меня, синьора Марино. Я не хотела…

– Не извиняйся, Бьянка, Агнесса немного вспылила. Ты же знаешь, что наша дочь пропала?

– Ко…Конечно. – неуверенно кивнула она.

– Ты работаешь у нас недавно, поэтому не знаешь о некоторых негласных правилах этого дома. Когда наша Анна уходила из дома вечером, мы не отключали свет в саду до тех пор, пока она не возвращалась. Всем это известно, поэтому имей в виду, нельзя отключать фонари до прихода Анны домой.

– Но ведь ее нет уже несколько дней…

– Бьянка!

– Я вас поняла, синьор Марино. Извините…

– Можешь идти.

Девушка молниеносно прокрутилась на каблуке назад и, скатав губы трубочкой, с облегчением освободила переполненные воздухом легкие. Стук ее каблуков в полубреду отдалялся от ушей Агнессы. Она запрокинула голову.

Проклятое кресло – оно словно было облито смолой, тело в нем мякнуло белым свежим хлебом в молоке… Сколько ночей она не смыкала глаз – две, три? Ровно столько, сколько ее девочка не появлялась на пороге своего дома.

Агнесса издала истошный всхлип, вырвавшийся прямо из глубины, словно его сдерживали сотни стен, но оборона была разбита. Лицо женщины налилось красками рябинового вина и исказилось в гримасе. Боль была невыносимой: всхлип за всхлипом. Всхлип за всхлипом…