Возрождение Магического Мира

Записи двух несчастных детей великого в своём ужасе Рафаила Берлингейма.

«Пусть хоть здесь, на этих страницах будет выложена правда. Бумага поверит в неё охотнее, чем люди. Я хочу записать свою ненависть к чудовищу, которое к несчастью, приходится мне отцом. Хочу выплеснуть всю ненависть, ведь я устала чувствовать её, она разъедает меня, подобно желчи. И не могу не писать о том, кого ненавижу, ведь что бы я не говорила о чудовище другим, мне никто не верит. Или же не разделяет ненависть мою, не открывает глаза на ужасы перед собой. И спасаются они от стыда и ненависти словами о семье и прощении. О том, на что они не способны. Мне же противно даже слова эти говорить в одном предложении с его именем. Я успела убедиться в силе презрения, оно легко и быстро опрокидывает тебя на уровень с тем, кого ненавидишь. И даже мысли об убийстве не кажутся безумием спустя недолгое время…

К сожалению этого мира, чудовище, о котором я пишу, ещё живо.»

«Я Сэмюель Берлингейм и надеюсь, бумага стерпит моё нескончаемое чувство вины и страх. Надеюсь, бумага сможет то, чего не могу я. Облегчит написанные чувства и вспоминания. Шрамы на моём теле она не исцелит, они так стары и напоминают мне о том, что я сам забыл. Они не следы моих воспоминаний, а деяний и ошибок. Как борозды, они глубоки, как магическое пламя сжигают они изнутри и как в клетку со зверем, бросают меня на съедение страху. Вина моя огромна, ошибки неисправимы и никогда не забудутся и буду отплачивать я до самой смерти.

Именно из-за меня умер единственный человек, который был способен остановить чудовище и потому я… Виноват перед ним и искупить эту вину никогда не смогу.»

«Он не чувствует вины за отобранные мечты, старания, страдания и жизни! Чудовище словно не знает, что это такое и что безумие для меня, наслаждается содеянным и наслаждение его приносит ещё больше вреда! Не чувства и не страх толкали его на убийства и на разрушения, а натура! Чудовищная, по-настоящему чудовищная натура!»

«Я был виноват с момента своего рождения. Оно отобрало жизнь у моей матери, у святого человека, ведь она была единственной, к кому отец мой испытывал любовь. Уже давно не тешусь надеждой, что возможно в нём есть долька любви и ко мне, ко всем нам… За собственное рождение и смерть матери я отплачивал и в детстве. Мои шрамы – следы платы. Не каждый удар отца, не каждое избиение и его слова, травившие моё сознание, остались следом на теле. Нет, самое худшее осталось в памяти, к моему ужасу.»

«Он заставлял страдать не только меня, но из всей этой семьи лишь я его ненавидела и видел бог сколько раз удивлялась я этому! Из всех он выбрал меня и брата, принося нам муки с момента рождения! И разве после этого кто-то посмеет сказать, что ненависть моя беспочвенна?! А наш самый старший… Он наслаждается глупой гордостью отца за него, хотя гордость эта заработана чужой кровью! О старший, разве ты не чувствовал ответственности, братской, чёрт возьми! Разве иллюзия отеческой любви, которой никогда не было, затмила все остальные чувства? Даже совесть?..»

«Я урод в своей семье. Сколько бы не старался, отец не испытал гордость за меня… Я его сын, но он до сих пор считает меня мерзостью, забравшей его ангела… Будто бы сам не терзаюсь от смерти матери, невероятного ангела, которого я никогда не видел в лицо. Не получил её любви и заботы.