Все жанры Все авторы
Рождение трагедии из духа музыки - Фридрих Ницше

Рождение трагедии из духа музыки

Страниц

65

Год

2023

Фридрих Ницше (1844–1900) – знаменитый немецкий философ, филолог-классик и поэт, оставивший неизгладимый след в истории. Его выдающиеся труды, такие как «По ту сторону добра и зла», «Антихрист» и «Так говорил Заратустра», получили признание со стороны многих поколений. Однако, наиболее значимым и погруженным в эстетику является его трактат «Рождение трагедии из духа музыки».

В этом произведении Ницше предлагает свой глубокий взгляд на истоки искусства, обратившись к Древней Греции. Философ верит, что именно в искусстве греки нашли спасение от бессмысленности бытия. Он утверждает, что именно с древнегреческого искусства началась борьба между светлым и темным началом, между гармонией и хаосом, которая прочно укоренилась в европейской цивилизации на протяжении веков.

В сборник входят также «Несвоевременные размышления», которые посвящены современной автору немецкой культуре. В этих размышлениях Ницше отражает свои два страстных увлечения – музыку Рихарда Вагнера и философию Артура Шопенгауэра. Он осмысляет влияние этих двух личностей на свой собственный взгляд на мир и искусство.

Сохраненный в формате a4.pdf издательский макет книги позволяет читателям внимательно изучить текст и насладиться эстетикой издания. Книга Фридриха Ницше – это незаменимый источник для тех, кто интересуется философией и искусством, и для тех, кто стремится понять глубинные тайны человеческой сущности.

Читать бесплатно онлайн Рождение трагедии из духа музыки - Фридрих Ницше

© ООО «Издательство АСТ», 2023

Рождение трагедии, или Эллинство и пессимизм

Опыт самокритики

1

Что бы ни лежало в основании этой сомнительной книги, это должен был быть вопрос первого ранга и интереса, да еще и глубоко личный вопрос; ручательством тому – время, когда она возникла, вопреки которому она возникла, тревожное время немецко-французской войны 1870–1871 годов. В то время как громы сражения при Верте проносились над Европой, мечтатель-мыслитель и охотник до загадок, которому выпало на долю стать отцом этой книги, сидел где-то в альпийском уголке, весь погруженный в свои мысли-мечты и загадки, а следовательно, весьма озабоченный и вместе с тем беззаботный, и записывал свои мысли о греках – зерно той странной и малодоступной книги, которой посвящено это запоздалое предисловие (или послесловие). Прошло несколько недель, как сам он уже был под стенами Меца, все еще не отделавшись от тех вопросительных знаков, которые он поставил к мнимой «жизнерадостности» греков и греческого искусства, пока наконец в том исполненном глубокой напряженности месяце, когда в Версале шли переговоры о мире, он и сам не нашел в себе примирения и, выздоравливая от полученной на поле сражения болезни, не установил для себя окончательно «Рождение трагедии из духа музыки». – Из музыки? Музыка и трагедия? Греки и трагическая музыка? Греки и художественное творение пессимизма? Самая удачная, самая прекрасная, самая завидная, более всех соблазнявшая к жизни порода людей, из всех бывших до сего времени, греки – как? они-то и нуждались в трагедии? Более того – в искусстве? Чему служило греческое искусство?..

Можно догадаться, на каком месте был тем самым поставлен великий вопросительный знак о ценности существования. Есть ли пессимизм безусловно признак падения, упадка, жизненной неудачи, утомленных и ослабевших инстинктов – каковым он был у индийцев, каковым он, по всей видимости, является у нас, «современных» людей и европейцев? Существует ли и пессимизм силы? Интеллектуальное предрасположение к жестокому, ужасающему, злому, загадочному в существовании, вызванное благополучием, бьющим через край здоровьем, полнотою существования? Нет ли страдания и от чрезмерной полноты? Испытующее мужество острейшего взгляда, жаждущего ужасного, как врага, достойного врага, на котором оно может испытать свою силу? На котором оно хочет поучиться, что такое «страх»? Какое значение имеет именно у греков лучшего, сильнейшего, храбрейшего времени трагический миф? И чудовищный феномен дионисического начала? И то, что из него родилось, – трагедия? – А затем: то, что убило трагедию, сократизм морали, диалектика, довольство и радостность теоретического человека – как? не мог ли быть именно этот сократизм знаком падения, усталости, заболевания, анархически распадающихся инстинктов? И «греческая веселость» позднейшего эллинизма – лишь вечерней зарею? Эпикурова воля, направленная против пессимизма, – лишь предосторожностью страдающего? А сама наука, наша наука, – что означает вообще всякая наука, рассматриваемая как симптом жизни? К чему, хуже того, откуда – всякая наука? Не есть ли научность только страх и увертка от пессимизма? Тонкая самооборона против – истины? И, говоря морально, нечто вроде трусости и лживости? Говоря неморально, хитрость? О Сократ, Сократ, не в этом ли, пожалуй, и была

Вам может понравиться: