Дело о сорока разбойниках

© Нелидова Ю., 2018

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2018

1890 г.

Иван Несторович Иноземцев ступил на пирс. Но вдруг закачало.

«Нет, нет, не сейчас. Молчи, совесть, уймись. Несколько шагов и – палуба…»

Большие надежды он возлагал, большие чаяния, что совесть голоса не подаст, молчать будет хотя бы еще день-другой, думал, поспеет на пароход трансатлантической компании «Гамбург – Америка – Лайн». Переболел бы тогда посреди океана, пережил угрызения совести вместе с качкой, похоронил бы невзгоды и неудачи в пене морской. Началась бы тогда жизнь новая на неведомых землях, заокеанских, в Нью-Йорке, с чистого листа бы началась. Но эйфория торжества прошла, подобно действию наркотика. Мысль «что же я делаю?» пронзила голову, а горькое чувство стыда – сердце.

«Каким же я монстром стал! – подумал доктор, побелев. – Неужто эта ведьма, Ульянка, над моими помыслами столь сильной властью обладала, что я, лишившись рассудка, таким же, как она, сделался: позволил себе едва ль не убийство, кражу, подлог, ложь, а теперь и бегство. Позорное бегство? От имени своего отрекусь, от суда скрываться стану? Нет, нет и нет! Иван Несторович честным на свет родился, честным жил и честным помрет. Пусть же справедливое наказание, а не побег за океан изгонит из моей души дьявола и от помутнения излечит разум»[1].

Смял билет и зашвырнул его в воду, совершенно не заметив, что тотчас же за клочком бумаги бросились несколько охотников переплыть океан зайцем. Туда же полетел саквояж с семью миллионами франков, что он получил с продажи поместья в Берри, жалованный ему Лессепсами и который, как он считал, никогда ему не принадлежал и принадлежать не мог. Замки в воздухе щелкнули, саквояж хлопнул аки крыльями птица, и поплыли над синими просторами французские франки, точно листья осенние. Толпа ахнула, тотчас обступила странного господина, вдруг решившего не покидать берега столь оригинальным способом, а следом разомкнулась – к нему подошли двое полицейских, осведомиться, в чем дело.

– Проводите меня в русское консульство.

Третьего февраля 1890 года должен был отчалить Иван Несторович Иноземцев от берегов Европы на белом гиганте «Фюрст Бисмарк», но вместо этого Иван Несторович Иноземцев предпочел Голгофу. И начался крестный путь непутевого русского доктора по полицейским участкам, судебным инстанциям, тюрьмам и прочим богом заброшенным местам, сначала германским, потом и российским. Весь мир сотрясся от ужасных сенсационных подробностей похождений Элен Бюлов и влюбленного в нее доктора. Бюловское дело вновь подняли из архивов, оно было пополнено удивительными и неожиданными подробностями[2]. Иноземцев не жалел ни себя, ни ее, всю правду как есть поведал, всю суть изворотливой аферистки внутреннюю непостижимую простому человеку выдал.

В историю эту было трудно поверить.

Иные прочили Иноземцеву расстрел, другие жалели, третьи обещали, что снова все обойдется желтым домом, четвертые рвались разжиться скандальными нюансами – всяческие журналисты да модные биографы брали приступом тюремный экипаж, в котором с конвоем передвигался горе-бретер, толпились на широких ступенях здания суда в Берлине, следовали за ним длинной хвостатой змеей из тюрьмы в тюрьму, все щелкали, щелкали на свои фотографические аппараты.