Спецприключения Миши Шерехова

Крупные звезды как капли живительной росы на черном бархате мерцали в душной ночи. Ветерок, дувший с моря, не приносил облегчения. Окно, открытое навстречу великой пустыни, соединяло усталую душу майора Шерехова с вековой тоской южного неба.

В резидентуре начинались рабочие сутки. Вся подготовительная работа к этому часу была закончена – бланки проверочных маршрутов по городу были заполнены, аппаратура звукозаписи проверена, экипировка подогнана точно по фигуре резидента.

" Дождались, – с облегчением подумал Шерехов, – из Центра получено "добро" и пожелание успеха… Наконец-то".

Шерехов еще раз вспомнил как нелегко ему было доказать Центру необходимость разработки второй любимой жены местного эмира, вспомнил как впервые пришла к нему эта гениальная мысль и невольно улыбнулся широкой, по-детски доброй улыбкой.

Перед его глазами вновь возникла обстановка торжественного зала Голубого дворца эмира Обдурмана. Сам эмир Ахмад Ахад Аль-Сабах Аль-Амир ибн Сауд встречал гостей хорошо отработанным жестом ото лба к груди и ниже, чем-то напоминающим жест аборигена племени Макваква отдаленного кенийского района Каруме, возвращающегося с хорошей вечеринки в субботний вечер и перед расставанием с друзьями показывающего им, что решение жены не пускать его в родное бунгало в "таком состоянии" он принимать во внимание не будет.

Конец белой чалмы спадал широкой лентой на грудь эмира, скрытую многочисленными боевыми наградами, выданными самому себе за годы непрестанных поисков в песках родного эмирата достойного врага цитадели и оплота всего арабского мира. Сабля темной дамасской стали свисала с портупеи, подаренной эмиру кладовщиком советского посольства дядей Васей по случаю седьмой годовщины восемнадцатой свадьбы светоча и надежды всего Обдурмана.

Везир представлял каждого вновь прибывающего гостя и его супругу эмиру и здесь опытным взглядом психолога-агентурста майор Шерехов отметил живую реакцию Аль-Сабаха на каждую спутницу представляемого дипломата – кадык эмира судорожно дергался и каждый раз суетливым движением он откидывал за спину орден "Святой непорочности". Шерехов был без жены и очень жалел об этом, так как не мог провести оперативный эксперимент и удостовериться в том, что сложные телодвижения эмира не являются следствием халатности придворной няни, уронившей Аль-Сабаха в его детские годы на святые камни мазара прародителя династии, а есть не что иное, как результат неравнодушного отношения ибн-Сауда к прекрасному полу, приобретенного им в отрочестве и так бережно донесенного до своих весьма зрелых лет.

После того, как последний гость и его супруга были представлены эмиру и визирь достал папирусный список имен первых двухсот жен Аль-Сабаха для ответного представления семьи ибн-Сауда дипломатическому корпусу, Шерехов, проведя глубокий квалифицированный анализ, сделал для себя однозначный вывод – эмир по женской части слаб… Причем не просто слаб, как большинство арабских эмиров, а слаб до нервных тиков и обильного потовыделения.

Визирь зачитывал очередное имя и женская фигурка, накрытая паранджой, выходила из боковой двери тронного зала и, шлепая чарыками, по голубому ливийскому мрамору переходила между колонн к двери гарема, над которой горело табло с ярко-красной аварийной надписью на арабском и английском языках "Не входить". Эмир был большим любителем всевозможных технических штучек и задался целью приобщить Обдурман к прелестям научно-технического прогресса. Начал он, как понял Шерехов, с собственного гарема.