Великан

Белый свет под потолком кабинета противно резал глаза. Лампа горела сбивчиво, как монолог влюбленного восьмиклассника. Я перевел взгляд с потолка на человека перед собой.

Мы сидели на соседних неудобных креслах, я и моя жена. Перед нами, за широким столом, маячил набивший оскомину врач.

– Сожалеем, – покачал он головой. – Вы не можете иметь детей.

Белая лампа еще раз мигнула.

– Мы в курсе! – сорвался я, готовый вцепиться руками во врачебную глотку. – Объясни, почему!

– Милый, – догнал меня мягкий голос.

Теплая ладонь легла на мое плечо, потянула обратно. Я замолчал. Доктор в белом халате развел руками с таким лицом, будто наложил в штаны.

Я не успел встать. Сомневаюсь, что когда-нибудь действительно мог бы ударить человека. К тому же мягкие кресла заставляли задницу тонуть, чтобы ничто не могло вырвать тебя из объятий кабинетной медицины.

– Все анализы в норме, – сказал док спокойно, будто не было ни моего срыва, ни трех лет обследований.

– Объясни, – повторил я из-под мягкой ладони.

– Генетическая несовместимость, – скривил он губы, – нехватка сна, плохая карма? Мы не знаем.

Сверху злорадно дрожала белая лампа. Жена вздохнула, прикрыла глаза. Доктор подождал.

– Очевидно, даже в лабораторных условиях ваши сперматозоиды и ваша яйцеклетка, – перевел взгляд на мою жену, – не реагируют друг на друга.

В самом голосе этого подлеца было столько никчемности, что мне захотелось вырвать. Он ведь водил нас за нос целых три года! Он и такие же чистоплюи в белых халатах!

Жена уловила мое напряжение. Едва заметно погладила по плечу, откуда не убирала ладонь. Я сжал зубы.

Доктор был не при чем, и я это знал. Ни он, ни чертова коллегия, ни лаборанты, неспособные проткнуть стенки клетки и впустить головастика внутрь.

Как он сказал, плохая карма? Понял, взятки гладки. Умываем руки, расходимся.

– Ничего нельзя сделать? – спросила жена голосом ровным, как асфальт на гоночной трассе.

– Можно повторить эксперимент, – ответил доктор, но по лицу было видно, что успеха ждать не придется. – Вы оба абсолютно здоровы, но почему-то не можете зачать. Ваш случай, мягко говоря, – он улыбнулся, а мне захотелось нассать ему на стол, – ставит науку в тупик.

– Ясно, – кивнула жена. – Повторять не будем. До свидания.

Ладонь спустилась с плеча, я поспешил перехватить ее по дороге вниз. Мы встали из неудобных кресел, как всегда, вместе. Вышли из кабинета. Белый свет сверлил мне затылок, доктор глубоко вздохнул.

Я закрыл дверь.

* * *

– Может, усыновим? – спросила жена робко, когда мы лежали в постели.

Трахаться не хотелось, заниматься любовью тоже. Хотелось сдохнуть и перезагрузиться. Хотелось вписать чит плодотворности и совместимости, а потом начинать по новой.

– Жалко, мы не в игре, – пробормотал я, не глядя ни на жену, ни на кота.

Настырный зверь крутился между подушек, мурлыча и надеясь усесться задницей аккурат на наши лица. Причем, одновременно оба. Его, должно быть, так закрутило, потому что он никак не мог выбрать кого-то одного и вертелся, как магнит между двух отрицательных полюсов.

– Вся наша жизнь – игра, – пошутила жена безрадостно.

– Только без сохранения, – добавил я.

– Иначе ты был бы героем ЛитРПГ.

– Боже упаси!

Мы засмеялись, а намагниченный кот выскочил постельным протуберанцем.

– Я хочу ребенка, – сказал я уже серьезно. – Своего. Нашего. Готов рожать, если придется, но хочу своих детей, поняла?