Петькина жизнь

Сон ?!

Зала такая большая, такая светлая… Петька никак не может понять, откуда столько света. Неужели от свечей на елке?

Так удивительно: пламя свечей одинаково ровное, едва мерцающее, и цвет пламени белый, теплый, неиссякающий. А еще удивительно: в зале совсем не пахнет воском, пахнет смолой и чем-то сладким. Петьке чудится, что свет исходит от стен, хотя их он не видит. Он, скорее, ощущает замкнутость безграничного пространства. Вместе с другими девочками и мальчиками Петька веселится на рождественской елке. Они смеются, рассматривают больших двигающихся кукол, угощаются сладостями.

В центре залы, возле огромной елки, ТОТ, к кому так стремятся все дети. Но это не Дед Мороз: у него небольшая бородка, но нос не красный; глаза цвета весеннего неба излучают светлую доброту, да и облачен он в белые длинные одежды. Ладонью он покрывает голову каждого подходящего к нему ребенка и что-то тихохонько говорит. Дети отходят от него умиротворенно – счастливые, но – без подарков. А Петьке очень хочется получить новенький сотовый телефон – не кнопочный и желательно с откушенным яблоком на корпусе. Поэтому он к елке не идет…

Во всем этом рождественском круговороте Петька даже не заметил, что у этого праздника жизни есть зрители. Мальчик, лет 4-5, оказавшийся рядом с Петькой, кружится, подпрыгивает, машет ручонками и восторженно кричит: «Мама, мамочка, здесь так тепло, так весело! Дяденька у елки сказал, чтобы мы приходили к нему». В конце залы болезненно худая женщина протягивает руки, подхватывает мальчика, кружится вместе с ним и целует, целует, заливая его слезами. Он прозрачными ручонками вытирает ей лицо, прижимаясь головкой к её груди.

Рыжим котенком сжалось сердце Петьки, защемило, захотелось как будто невзначай потереться о ноги близкого человека, урча, запрыгнуть на колени и в безграничном доверии упереться лбом в лоб. И Петька, переполненный зависти, искоса посмотрел на мальчика и его маму.

Большие – нет, огромные глаза цвета весеннего неба широко смотрели на Петьку, излучая безграничную ласку и… страдание.

Мальчонка что-то прошептал маме, она смиренно опустила его на пол, повернулась и пошла в конец залы.

Она шла по длинному темному коридору, в конце которого светился огонек. Временами её поглощала темнота, но свет в конце коридора, освещая женский силуэт, позволял Петьке не терять её из виду.

Это было вновь удивительно: чем дольше шла худая женщина, тем ближе оказывался огонек: он рос, увеличивался. Петька не мог оторвать взгляда от этой чужой ему женщины. Вдруг женщина встала. Перед ней была дверь, которую почему-то она не пыталась открыть. Обычная, до боли знакомая дверь с разбитым стеклом и потрескавшейся краской – дверь в кухню, за которой сидела Петькина мать и её гости.

Рыжий котенок распружинился, выгнул спину, зашипел и ощетинился. Он приготовился к броску.

Мать уже была в «хорошем» настроении. Волосы были растрепаны, верхние пуговицы полинялой блузки расстегнуты до неприличия. Она махала руками, смеялась и громко кричала. Петька по губам, выражению материного лица понимал, что там за дверью всё громко. Он не слышал слов. Он знал всё наперед. Он смотрел на чужую женщину, стоящую перед дверью. Её тело загораживало пространство кухни. Но что нового мог там увидеть Петька?! Старый деревянный стол, на котором в тарелке вперемежку с сизыми обглоданными рыбьими остовами лежит нарезанная селедка да валяется пустая бутылка из-под водки и ещё две таких же под столом у ножек мамкиного табурета, горкой набросан огромными кусками хлеб, круглый отварной картофель, вилки, которые уже не нужны, потому что сидящие за столом друзья уже тоже в «хорошем» настроении и потому позволяют себе всё брать просто руками. А в соседней комнате брат-первоклашка, «мелкий», сидит что-то карябает в прописях, потому что мамка в «хорошем» настроении устраивает аттракцион неслыханного контроля. Если контроль уже состоялся, значит, брат со своими пацанами где-то бездумно тратит деньги, полученные от мамки.