Над пропастью во лжи

Обложка выполнена художницей Дашей Самарец

Регина раздраженно подергала тяжелую дверную ручку. Ей изначально не понравилась идея с этим иммерсивным спектаклем – она вообще не любила разного рода новшества, но слишком уж атмосферным было приглашение, тайно положенное в почтовый ящик.

Был ли это кто-то из «благодарных клиентов» – чаще всего забывавших о ней сразу же после удачного разрешения их ситуаций и резко обращавшихся материалистами, атеистами и благочестивыми членами общества – или же кто-то из коллег по цеху, друзей или врагов?

Но, стоило признать, Особняк, в котором должно было разворачиваться действо, был хорош. Регина бережно потрогала чудесный деревянный комод, на котором лежали пергаментные свитки и сургучные печати, – она вспомнила, что одна из таких печатей украшала приглашение. На туалетном столике с мутноватым зеркалом стояли разнообразные скляночки, флаконы ретродухов и шкатулка для украшений. В шкатулке обнаружился серебристый ключ на бечевке.

Регина намотала бечевку на запястье, словно боясь, что ключ исчезнет, оказавшись плодом ее богатого воображения, и вставила его в дверную скважину – дверь поддалась. Но Регина уже не понимала, рада она этому событию или нет – она попала в очередную небольшую комнату, пахнущую стариной и ладаном и увидела следующую дверь, которую внезапно начали дергать с той стороны. Кажется, у нее есть всего пара минут, чтобы сориентироваться и решить, что делать и стоит ли выходить на контакт.

Она зажала в руке тяжелый чугунный подсвечник с загустевшими завитками воска. Регина решила предоставить право первого хода белым фигурам, а сама традиционно выбрала черный цвет – так она попыталась оправдать свою передислокацию в платяной шкаф. Она спряталась за пышными платьями и нашла себе точку обзора двери, которая тут же с грохотом открылась.

На пороге, конечно же, стоял Эрик. Тоже не смог отказать себе в удовольствии приобщиться к новому измерению искусства.

Регина поймала себя на внезапной ревности – он выглядел таким живым, совсем не порабощенным чувством вины за смерть брата. Его книги активно продавались по всему миру – она не следила за ним специально, но порой натыкалась на его произведения в книжных магазинах или библиотеках, благодаря небеса за то, что он не заделался мотивационным коучем или писателем в жанре экзистенциального эксгибиционизма – рецензии на его книги докладывали ей, что он не прибегает к популярному методу саморазоблачения и создает скромную художественную прозу, никак не спекулируя на громком скандале, связанным с самоубийством Артура.

Регина пошевелила затекшей рукой. На полу лежали какие-то карточки, напоминающие игральные: «Ты когда-нибудь изменял(-а)?». Вторая карточка продолжила кульпабилизационный допрос: «Считаешь ли ты себя лучше других?».

Эрик шарил по комнате, напоминая ей саму себя полчаса назад – изучая затейливый скарб Особняка и будто ища выход – впрочем, она бы не доверяла своему соратнику по заточению, втайне надеясь, что именно он и заманил ее в эту ловушку.

Эрик вздрогнул, когда она вышла из шкафа, – Регина внимательно наблюдала за ним, пытаясь поймать на лжи.

Интересно, сразу ли он узнал ее? Пытался ли так или иначе следить за коллегой по цеху? Впрочем, они не пересекались на творческом поприще – она писала в стихотворной форме, а он выбрал прозу – нечто среднее между произведениями Генри Миллера и Анаис Нин, как ей говорилось в рецензиях. Если бы он писал детективы или триллеры с уклоном в герметику – точно стал бы ее первым подозреваемым.