Шесть утра

Открываю глаза.

Через задвинутые шторы слегка виднеется серость осеннего утра. Прохлада в комнате заставляет поежится и сильнее укутаться в теплое одеяло.

Сон с каждым вдохом покидает меня.

– Вот мне и двадцать, – шепчу в пустоту.

Перевожу взгляд на тумбочки. Черные часы приветствуют меня, подмигивая красными цифрами 6:00.

– Серьезно? У меня вообще-то отпуск!

Полгода работы без выходных не прошли бесследно. Организм привык просыпаться в одно и тоже время, даже будильник не нужен все на автомате. Одно радует – не нужно идти на работу. В этот серый мир монотонности, пыли и отвратительного запаха потных тел.

Бр-р-р… Как вспомню – начинает мутить.

Хотя мой личный мир тоже не отличается яркостью красок. Тишина, одиночество и Блэк. Вот и все краски. Напоминание об этом отдается болью в груди.

– Нет, Кейт, просто не думай об этом. – отгоняю от себя навеянную грусть.

Блэк, услышав моё ворчание, тут же оживляется. Его когти цокают по полу, и через пару секунд он уже у кровати – хвост метёт воздух, глаза блестят, язык наружу.

– Доброе утро, друг… только без поцелуев, – бурчу я, но поздно.

Мокрый нос утыкается мне в бок, от чего становится щекотно и тело машинально сокращается. Мою щеку накрывает розовый, слюнявый язык.

– Эй, кожаный нос! Встаю я, встаю! – смеюсь, отмахиваясь и ласково треплю его за ухо. – Спасибо за поздравления, но умыться я могу без твоей помощи.

Блэк довольно фыркает и, будто гордясь собой, важно направляется на кухню

– Ну да, миссия выполнена, теперь можно и поесть, – говорю я ему вслед.

Комната снова пустеет.

Тишина обволакивает— тяжело, но я привыкла.

Я смотрю на пустую комнату.

Только Блэки и я.

Иногда кажется, что, если бы не этот мохнатый будильник, я бы давно перестала просыпаться.

Сажусь на кровати.

Улыбающиеся глаза смотрят на меня.

– Здравствуй, мама… вот мне и двадцать, – шепчу я, беря в руки рамку с фотографией.

На снимке – счастливая женщина в васильковом платье.

Она стоит посреди поля цветущих маков, ветер играет ее густыми черными волосами.

Улыбка – сияющая. Такая теплая, что ею можно греть раненую душу.

Мама держит букет полевых цветов. Рядом – коляска. В ней крошечная девочка, увлеченно слюнявит кулачок.

По другую сторону – мальчишка десяти лет, гордо демонстрирующий в камеру свою игрушечную машинку – большой джип цвета хаки.

Я улыбаюсь, а внутри все сжимается. Осторожно провожу пальцем по стеклу, стирая пыль с маминых волос.

На секунду кажется, что она улыбается чуть шире – будто видит меня.

Еще мгновенье держу рамку, – Скучаю, – выдыхаю тихо.

Возвращаю фото на его законное место. И меня уносит в воспоминания.

Когда-то и у нас было счастье.

Тогда никто и представить не мог, что всё рассыплется, как песочный замок под волной.

У нас было счастливое детство. Дом был наполнен смехом, радостью, любовью. Я маленькая смотрела на родителей и мечтала, когда вырасту у меня тоже будет такая счастливая семья.

У них была любовь – та, о которой мечтают, о которой снимают фильмы, пишут в книгах.

Отец. Как же я любила его.

Когда я была маленькой, весь мой мир вращался вокруг одного человека – Фредерика Вайса.

Он был военным, человеком дисциплины и силы, но для меня – самым добрым и надежным человеком на земле. Его голос я могла узнать из тысячи – твёрдый, уверенный, но всегда тёплый, когда он обращался ко мне.