Бермудский Робинзон

Валторна и Рояль

В тумане угасающей зари

Чуть только звезды зажигает небо

На берегу близ пены волн морских

На piano, doltche заиграл рояль,

валторна pianissimo запела.

Прибоя шум совсем не в силах был,

Как ни старался заглушить их серенаду.

Два голоса в единый мир слились,

С воодушевленьем двигаясь к экстазу.

Сквозь эхо гор чувств музыка лилась,

И мудрый, одинокий ветер странствий,

Внимая пенью, слушая тембра,

Вдыхал всей грудью тонкие нюансы.

А серенада вмиг переросла

В великий гимн любви и оду

пылкой страсти,

Как птицы трепетали голосов сердца,

Переполняя души лирой счастья.

В ночную высь летел творцов сонет,

В храм божий возносились звуки песни,

Лицо угрюмых скал в морщинах тысяч лет

Преобразилось от мелодии чудесной.

Все замерло вокруг в смиренном упоенье,

Луна дарила им свой мягкий нежный свет.

Кто смог бы в эту ночь

предугадать затмение?

Знамение судьбы, пророков злых завет.

Внезапно быстро потемнело море,

И грудой туч с планет неведомых ветра

Как будто бы из —под земли шагнули,

Низвергнув молний рой, порвавших в

клочья небеса.

Но музыка влюбленных не смолкала.

Она, подобно яркому лучу,

Раскаты грома медью прорезала,

Оркестром forte уносясь во тьму.

С минутой каждой ужас приближался;

Окутанные страха пеленой,

Утесы морщились, а шторм

лишь наслаждался,

О берег бившись ядовитою волной.

Всю ночь стихия урагана бушевала,

Обрушив гнев, выл диким зверем он,

Лишь звезды слышали, как

песня умолкала,

Как рвались струны, издавая слабый стон.

О, страшный миг! О, солнца первые лучи!

С ночной прохлады сняв последние вуали,

Увидела земля, как на песке в

незыблемой дали

Валторна и Рояль безжизненно лежали.

1990 г.

"

Здравствуй,любимая. Я кланяюсь тебствую её тепло. Это – счастье!

Январь 1991год

"От первого лица или то, что есть..

(незаконченная поэма)

I-ая часть

Что хочу? Что ищу? Растоптан весь

Бессонницей, сукой,

Беззубо шамкаю. Дайте естьесть!,

Вы – обвисшие дряхлой скукойскукой.

Меня, сегодняшнего, будете сравнивать,

По кому крещусь и чьим шагом иду,

А мне и плевать на вас, мне от

Бога прощенье,

Мне сердце измерило рифму мою.

Не вашим умом в плагиаты записывать

Мне дюжею массу пророческих слов,

Мне песня его стала верой крестителя,

Мой слух, изорвав канонадой томов.

Как матерь младенца, я каждую букву

Вынашивал в чреве лирических сот,

Чтобы потом мог собрать вдохновенно

Весь их нектар, словно мед пчеловод.

И мне счастье не в том, чтоб из

зубов вытаскивать

Романтиков, классиков и прочих слушать.

Гудок паровозный мои вывернул уши так,

Что запела грязь из прокисших луж.

Долго пела, кляксами капая

На плащи прохожих глухонемых,

Не выдерживал ливень, крикнул ей:

– «Дура!»

Я замер от боли, слезу уронив.

Что же, быть может и прав он,

Но да не тот дурак, кого не слушают.

И вдруг звонок…

Встал я сонный, взволнованный,

Рукою дрожащей включил ночник.

-Кто?, говорю,

–"Это-я,милый,слышишь?

Сжалось сердце в нервный комок,

Голос твой Изо всех миллионов

Я не с одним бы спутать не смог.

Щелкнул замок, и дверь будто штормом

Вышибло настежь, что петли в кровь…

Значит так нужно, пусть идущие мимо

слушают —

Сегодня плачет сама любовь!

II

Предстала ты холодная, мокрая,

Шмыгая носом простывших ролей,

Сапожки что-то квакали по-лягушачьи,

А с ресниц стекала муть прожитых дней.

Сбросила сырость легко, точно бабочка,

Расправила волосы, я рот свой раскрыл …

– Молчи, молчи. Ты видел? Смотри,