Все жанры Все авторы
Житие Блаженного Бориса - Вячеслав Морочко

Житие Блаженного Бориса

Страниц

180

Год

—

Эта книжка повествует о великом человеке, который явился из загадочного мира, страдающего от опасного явления, называемого "злокачественное времятечение". Вплоть до конца второго курса военного училища, герой нашего романа, Борис, двигался по жизни, словно дрессированный медвежонок - с полусогнутой осанкой и гимнастеркой, висящей на нем, словно юбка. Каждый из его товарищей смотрел на него и видел себя рядом с ним, смелым жеребцом. Из его ясных глаз проступала искренняя душа святого. Всякий раз, когда смеялись над ним, он спрашивал: "Почему вы смеетесь? Что я сделал не так?". Особенно он страдал от насмешек Ивана Кнопенко. Этот отчаянный курсант доводил его до слез, называя его "мокрицей", и Борис смиренно соглашался: "Да, я нескладный и говорю с трудом. Главное для меня - не возмущать никого". Кнопенко насмехался над Борисом, пока сам, внезапно, не претерпел превращение и превратился в мокрицу. Когда он восстановил свой облик, события так повернулись, что Ивану пришлось покинуть училище, ненавидя Паланова. Но память о насекомом будет преследовать Кнопенко до конца его дней. Но наступит день, когда Борис снова встретит Ивана и, нежно покрыв его голову теплой ладонью, очистит его от ненавистных воспоминаний... Но это произойдет позднее. А в промежутке, во время событий в Чехословакии, наш герой предотвратит смерть скандального военного лидера, остановит волны цунами, громящие острова, и изменит ход тектоническому "Армагеддону", сделав множество других удивительных дел. Действие романа разворачивается в двадцатом столетии. Место действия романа - в России, частично также в Германии, Казахстане, Болгарии и Чехии.

Читать бесплатно онлайн Житие Блаженного Бориса - Вячеслав Морочко

Пролог

В 1944 году, во время большой войны, в отделении костного туберкулеза города Шадринск лежали в одной палате три мальчика: Костя – уже почти юноша. (ему лет шестнадцать), мой ровесник Вовик (нам по десять лет) и я – Борис.

У меня нога – в гипсе. Больное колено давно не болит. Только кожа под гипсом чешется, а еще мне ужасно скучно. Иногда приходит учительница. Я учусь в третьем классе. В отделении – почти все дети эвакуированных. Местные или почти не болеют или не имеют обыкновение обращаться к врачам. Фантазера Вовика навещает интеллигентная немного скуластая бабушка, которую он зовет Баба Маша. Вовик живет войной, мысленно, летает на истребителях, сбивает немецких асов, пробирается в фашистский тыл, чтобы схватить самого Фюрера, совершает массу невероятных подвигов, за которые, разумеется, получает награды. Костя подсмеивается. Чаще всего, ломающимся голосом скрипит «Бред». Но ему самому – не очень смешно: Он из нас самый «тяжелый». Его мучают боли. Он – из сдержанно стонущей разновидности мучеников. Я видел у него на бедре страшную язву, которую умащивали и обрабатывали медсестры. Вовик на вид был самый здоровый из нас. У него не было ни язвы, ни гипса, у него, как он сам выражался, ломило кости. Как будто все сразу и тогда он сердился и кричал то ли от боли, то ли от беспомощности. Костика навещала высокая строгая мама. Он чувствовал себя рядом с нами взрослым и держал дистанцию. Я же ставил свой стул у постели Вовика и слушал его фантазии. А когда Костик в очередной раз бросал презрительное «Бред», я вскакивал на своей гипсовой ноге, гневно поворачивался к насмешнику. И он замолкал, должно быть, понимая, что сморозил глупость, начинал извиняться: «Все, все! Больше не буду!» Но потом забывался и начинал громко смеяться, возможно, чтобы не закричать от боли.

Слушая Вовика, я не то чтобы верил и не то, чтобы притворялся, что верю, скорее я поражался фантазии выдумщика, стараясь не прерывать, а точнее запрещая себе это делать. Я не ведал, что и как у него болит, но уже знал, что такое – упорная, изводящая душу боль. А то обстоятельство, что сам я ее теперь не испытывал, внушало мне чувство вины и одновременно – протеста, дескать, я тоже не первый день живу на свете и кое-что испытал. Потом мне становилось попеременно то стыдно, то жалко себя. Я уходил на свою кровать и, отвернувшись к стене, мочил слезами подушку. Я тосковал по родному Саратову, который отняла у меня война.

Мысленно я бродил там по нашей большой и шумной улице Чернышевского, мимо школы, в которую должен был пойти, но не пошел: почти с первых дней войны она превратилась в госпиталь, и целыми днями к ней подвозили раненых. Их везли с вокзала и на носилках вносили в здание. Бледные лица почти полностью скрывали бинты и гипсовые повязки, сквозь которые местами кровило. Раненые не стонали: либо молчали, либо грязно ругались, особенно те, что потеряли конечности.

Теперь, когда проехав множество станций, мы с мамой застряли в захудалом Шадринске, Саратов казался мне самым большим и прекрасным городом на свете: там бегали трамваи, красовался оперный театр, куда мама водила меня на «Лебединое озеро» и «Князя Игоря», там был огромный универмаг, под стеклянной крышей, в который при первом же налете попала немецкая бомба, там был даже цирк лилипутов. И там жила королева двора – прекрасная дева с гитарой, работавшая водителем у какого-то «шишки».

Вам может понравиться: