Глиф

"Глиф"

Миронов Дмитрий

Полярная Исследовательская Станция «Перекресток-7» висела на краю освоенного космоса, напоминая одинокую, хрупкую паутину. Дальше простирались пространства, на картах обозначенные лишь туманным «Неисследованный сектор» или, поэтичнее, «Глубокое Небытие». Доктор Арис Торн, ксенофизик как по призванию, так и, возможно, в результате негласной ссылки (он порой шутил об этом, хотя в шутке была доля правды), проводил дни и ночи в лаборатории. Помещение больше напоминало бункер, окруженный вечной тьмой космоса и его невидимыми угрозами. Его работа заключалась в том, чтобы слушать Вселенную, улавливать шепот далёких звёзд и ещё более удалённых феноменов. Работа была, несомненно, важной, но настолько оторванной от центральной галактической политики, что станции вроде «Перекрестка-7» служили удобным местом для тех, кого высшие круги предпочитали держать подальше.

Очередная ночь не предвещала ничего необычного. Бесконечный поток космического шума, слабые сигналы от пульсаров и далёких квазаров, редкие, предсказуемые импульсы от гиперпространственных переходов в освоенных секторах. Оборудование функционировало монотонно, экраны демонстрировали привычные спектры и графики. Арис неторопливо потягивал синтетический кофе, его мозг обрабатывал поступающие данные почти на подсознательном уровне.

И вдруг привычный ритм нарушился.

Не резкий скачок, не помеха в потоке данных. Скорее… тонкое искажение. Будто сама ткань пространства-времени дала сбой в конкретной точке на графике частот. Арис отодвинул чашку, наклонился ближе к консоли. Сенсоры дальнего радиуса действия – те самые, что способны регистрировать гравитационные волны от слияния чёрных дыр за десятки тысяч световых лет – фиксировали нечто. Нечто… абсолютно чужеродное.

Он проверил калибровку приборов. Безупречно. Резервные системы работали штатно. Но сигнал не исчезал. Он был слаб, почти на уровне фонового шума, но его природа была совершенно неправильной. Сигнатура не соответствовала ни одному известному физическому явлению: ни звезде, ни пульсару, ни туманности, ни техногенному излучению какой-либо из множества известных рас, даже самых экзотических. Это было нечто совершенно иное.

Арис приступил к углублённому анализу. Чем сильнее он погружался в данные, тем тревожнее становилось. Сигнал не просто передавал информацию (хотя в его структуре присутствовала сложная, нелинейная упорядоченность), он *воздействовал*. Экраны слегка мерцали, показания приборов едва заметно сбивались. Даже стазис-поле в соседнем отсеке, удерживавшее образцы тёмной материи, демонстрировало крошечные флуктуации – явление беспрецедентное. И вдобавок к этому возникло едва уловимое ощущение… присутствия. Не физического, не ментального в привычном понимании. Это было похоже на мгновенное, мимолётное внимание чего-то очень большого и очень далёкого. Арис попытался списать это на усталость и перенапряжение от анализа, но ощущение не уходило.

Первые попытки дешифровки принесли лишь хаос. Фрагменты данных казались бессмысленными, случайным набором символов или, что ещё хуже, искаженными образами. Иногда проскакивали короткие, резкие всплески, похожие… нет, это было слишком невероятно. На что-то, не имеющее отношения к зрению или слуху, но воспринимаемое напрямую сознанием. Вспышка цвета, не существующего в спектре. Звук без колебаний воздуха. Ощущение прикосновения изнутри. Арис тщательно документировал каждое наблюдение, стремясь сохранить объективность, но внутри росла смесь возбуждения и тревоги. Это было открытие, которое могло определить его жизнь. Но оно пугало.