Касательно вечности

Я вижу запах, я чувствую человека,

Я слушаю и слышу всех и всё.

Докоснись до меня своими веками,

Дотронься кончиком языка до того, что

Дорого. Докоснёшься до себя,

Лизнёшь цель, плавно надышишь

На очки мои. Вздохи зрение истребят,

И я не увижу горсть красно-багровых вишен

На белой рубашке.

Это ты пятнами стираешь меня

С лица болота вселенной.

Ведь я не принцесса в башне,

А слепая, тело – моя западня.

Где-то там между венами

Швы проклятия. Уезжая с другим,

Я превращаюсь в – твоего идеального света -

Грезящий, быстрого выдоха полудым,

То есть, даже когда меня нет, ты чувствуешь это.

Когда же я есть – ты теряешься,

Ищешь опору, призрачную хотя́ бы,

Хотя бы крошечный её краешек,

Но её нет. Я – сильная буду, ты – слабый.

Видимо, обречена.

Так надо?

А кто-то ещё выдержит то, что должна здесь выдержать я?

Так надо.

Качается из стороны в сторону,

Марширует, источая Интернационал,

Ища поводы, врозь – не порознь -

Множественная стариковая толпа.

Величественен вид её богоподобный,

В ней стою и я, покуривая самосад.

Там, где шершавится место Лобное,

Теперь человек – не крупица, лучше – крупа.

В отрицании злоключений нынешнего

На пороге новейших времяобразований

Я спрашиваю тебя, век:

–Примешь меня?

–И не подумаю, пока не протянешь длани.

И не подумаю, пока в идеал не сольёшься:

Вся из себя, для всех, через всё своё.

Тогда – может быть, и приколют брошью

К другим, которых таких же мильён.

Среди них выдуманной славы духом

Имя ропотом протрепещит окованным.

«Потеряй всех, чтобы обрести снова», –

Шепчет мне толпящаяся старуха

И исчезает в недрах. Надрывами

Не стоит себя уничижать постоянными.

В конце – со своими каждый изъянами

Встретится сам. Вместе – могли бы мы?

А моё солнце светит даже ночью.

Оно такое разное и колючее,

Но мягкое. Светит и между прочим

Заводит со мной разговор. В случае,

Если умру через двадцать лет,

Похороните мои стихи прямо во мне

И сожгите. И мой земной портрет

Забудьте навсегда. В этом очередном дне

Заведомо ничего такого нет.

Кстати, сегодня было облако

В небе, летело и пахло, ровно так.

Много, его было так много!

Сколько пишу – столько страдаю,

А страждущим полагается освобождение.

Одной спичкой довела себя до кипения,

И теперь добро-злая.

И всё это крутится-крутится-крутится,

Кружится в беглой пучине сна и бодрости,

Как внеземные внезапные водоросли.

И мне хорошо. С каждым. До жути.

Нежность -

Когда смотришь в глаза и понимаешь, что

Не будешь прежним –

Невежа или невежда –

Всё вместе, раз уж на то пошло.

Кто

Ты, а кто я?

Зачем приземлённый разум?

Зачем «хорошо»,

Когда «плохо» сквозь зубы?

Футуристичный снег тает.

Двое ждут теперь ослепительных взглядов.

Нос тычется в шею.

Холодный. Но так мне и надо.

Под кожей вода,

И что-то подводное в воздухе.

Наверное, суета,

Наверное, это желание, созданное

В отместку за право выбора.

Если бы ты меня знал,

Ты бы

Тогда не ждал этих глаз.

Чужих.

Что касается «нас», не касается никого.

Мы

Презираем одних,

А других оставляем в себе.

И если ты спросишь,

Почему я такая, какая я есть,

Я отвечу, что

Дело в борьбе.

И надломится грудь, и послышится треск,

Потому что моя нежность – это моя грубость.

Слёзы. Ощущение перегара и перебоя.

Море – бушующая осанка сидящей напротив старушки,

Оледенение правого мизинца, пластик кружки,

Плевок, пламя – покажется же такое!